Профиль невидимки

Но с людьми, которые его создавали, этого как-то не получилось. Пришлось ночевать на вокзале. Привалившись плечом к плечу на длинной скамейке, в станционной сумятице, под трубный глас объявлений о поездах пытались Клейменов и Марк задремать, то и дело спохватываясь: а здесь ли портфель?

- Не очень-то нас встречают, - вздохнул Марк, пробуя разогнуть затекшую спину.

- Да, если так же примут на трибуне… - сонно отозвался Клейменов и вяло чмокнул.

Он все твердил про себя первую фразу, с которой нужно непременно начать: «Товарищи! Прибор, предлагаемый вашему вниманию, имеет в своей механической части…»

И вот действительно, через несколько дней Клейменов выходит на возвышение в большом зале на фоне развешанных чертежных листов и, потирая машинально руки, говорит:

- Товарищи! Прибор, предлагаемый вашему вниманию, содержит… имеет в механической части…

Перед ним смешение лиц. Он знает, кто сидит в этом зале. Ученые с именами, крупные инженеры, деятели производства. Многие из тех, кого слушал он когда-то на академических докладах, притулившись где-нибудь незаметно в последнем ряду и теряясь перед премудростями едва открывающейся ему науки о гребешках. Разные слои и течения незримо пронизывали зал. Сидели перед ним и «теоретики» и «практики», и «ленинградцы» и «москвичи», сидели оптики, механики, электрики… Собрание пересекающихся интересов, пристрастий и всяческих предпочтений.

Александр Иванович занимал крайнее место у прохода - ему выступать об электрике прибора. Едва Клейменов произнес свою первую фразу, как сзади в ряду чей-то иронический шепот, густой и солидный, спросил у соседа:

- Откуда сей птенчик?

- Это конструктор, заводской, один из авторов.

- А-а…

…Прибор на конференции вызвал интерес. Его часто обступали, чтобы посмотреть, как он тут же, при всех, без долгих манипуляций, выписывает профиль даже самых чистых поверхностей. Один человек особенно долго оставался перед ним. Еще и еще раз просил он Клейменова: «Покажите, пожалуйста». Это был известный исследователь гребешков и строитель профилографов, которого Клейменов давно знал по книгам и статьям. Убежденный оптик, всегда считавший, что только световой луч может рисовать наглядную картину микропрофиля. А тут вот такая попытка вторгнуться в ту же область с электронным рычагом. И он ревниво приглядывался к пришельцу в голубовато-серой металлической одежде.

Два дня подряд простоял этот строгий судья возле прибора, задавая ему целую серию контрольных испытаний. Он не доверял ничему, даже эталонным плиткам, привезенным из Москвы. Он принес свою стеклянную, специально отделанную пластину и с загадочным видом просил ее исследовать. На пластину была нанесена скрытая от глаз мельчайшая канавка, точно аттестованная, но никто этого не знал. И он ждал с напряженным вниманием: заметит прибор или не заметит? А если и заметит, то как определит глубину канавки?

И когда перо прибора аккуратно вывело на бумажной ленте весь профиль канавки в крупном масштабе, так что все можно было легко измерить и подсчитать, этот человек отошел наконец, забрав свои пластинки, и больше уже не подходил.

- Прибор удачный, - заявил он, выступая на конференции. - Но… - и выждал значительно. - Если нужно вообще такое увеличение, его можно достичь и оптическим путем.

- Очень интересно! Попробуйте, - ответил вежливо Александр Иванович, блеснув стеклами очков.

…Прошло немного дней после конференции, и в лабораторию к Боярову приехали новые гости. Сотрудники того самого промышленного института, где хранился английский прибор под стеклянным колпаком.

- Видите ли, у нас просьба. Нельзя ли кое-что подправить в этом приборе, который у нас? Немножко модернизировать.

Александр Иванович чуть помедлил, снимая приставший медный волосок с рукава своего халата, и, обернувшись к помощнику, спокойно сказал:

- Хотите, Марк, возьмитесь? Посмотрите, в чем там дело.

ГДЕ ЖЕ ПОСЛЕДНЯЯ ТОЧКА?

Снова было лето в полном разгаре, когда мне пришлось еще раз повстречаться со всеми героями этого рассказа.

- Ну, как прибор? - следовал неизменный вопрос.

Прибор существовал уже в трех пробных экземплярах, побывал на выставках, демонстрируя свои качества, проходил государственные испытания. Посмотреть его приезжали инженеры из Чехословакии, машиностроители из народного Китая. Один экземпляр нашел себе место в Академии наук, в лаборатории профессора Дьяченко, и работал успешно на подготовку международного стандарта по чистоте поверхности.

- Что ж, теперь конец? Можно поставить точку?

Точку? - переспросил профессор Петр Ефимович и, чему-то усмехнувшись, пригласил меня в длинную, слабо освещенную комнату, где производились точнейшие измерения.

Сразу бросилось в глаза знакомое сооружение голубовато-серой окраски, строго и внушительно глядящее из угла.

- Сюда, сюда, обратите внимание, - профессор указал на черный ящик с кнопками и рукоятками, примостившийся возле прибора на полке. - Видите, любопытное продолжение: шлейфовый осциллограф. Еще один рычаг, электрооптический. Увеличение можно поднимать до миллиона раз.