Программист

В тот момент я окончательно понял: ни черта даже самые магические слова не значат в этой проклятой, но такой чудесной жизни…

Незаметно пролетело бабье лето, и осень решила не продлевать агонию, а сразу ударила ливневыми дождями днями напролет и минусовыми заморозками по ночам. Видимо, сказывалось высокогорье.

В планах моих было отсидеться в этом домике, не рассчитанном на зимовку, хотя бы до первого снега, Я слишком хорошо знал Зефира, чтобы надеяться, что пройдет пара месяцев — и он, и те, кто стоит за ним, забудут о нас с Мирой. Система тайных осведомителей имеется не только у полиции, и где гарантия, что они отсутствуют в этом провинциальном городке?

Тем временем с Мирой всё чаще стало происходить что-то неладное. Бывало, она подолгу сидела перед камином, пристально глядя в пляшущие языки пламени и не отвечая на мои расспросы. В другой раз — металась, хромая, по комнатам, до крови закусив губу. И при этом упорно молчала. Словно утратила дар речи.

Идиот, мне и самому следовало догадаться, в чем была причина этих внезапных приступов. Она же мне сама об этом говорила…

Но я догадался слишком поздно — когда ее прихватило по-крупному.

Это случилось среди ночи, когда за окном вовсю трещали на ветру обледеневшие деревья. Я проснулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как моя Мирулька в полумраке лихорадочно натягивает одежду трясущимися руками.

Я включил настольную лампу.

Лицо у Миры было безжизненно бледным, и струйка крови, струившаяся по подбородку из прокушенной нижней губы, лишь подчеркивала эту бледность живого мертвеца.

— Мира, ты что? — спросил, вскочив с кровати, я. — Куда ты собралась?

— В город, — с трудом разжала она стиснутые словно от нестерпимой боли челюсти.

— Зачем? — тупо спросил я. — Тебе туда нельзя, девочка моя! Ночь на дворе, и там очень холодно…

— Не останавливай меня, — отвернулась она. — Я… я должна туда ехать… понимаешь, Тим?..

И тут меня, наконец, прошибла догадка.

— Что: там кто-то умирает? — почему-то шепотом спросил я.

Она лишь кивнула.

А потом рухнула на пол, словно внутри нее сломался некий стержень.

К счастью, на полу был ковер с длинным ворсом, и Мира не расшиблась при падении. Только вот в себя она уже не пришла. Ей явно становилось всё хуже и хуже.

Я в отчаянии кричал и пытался привести ее в чувство.

Я перенес ее на кровать и делал искусственное дыхание.

Я проклял свою дурацкую осторожность, заставившую меня выбросить свой и ее сотовые телефоны в глубокую пропасть в самом начале нашей подпольной жизни в горах, иначе сейчас я наплевал бы на все меры предосторожности и вызвал бы «скорую помощь»…

Наконец, Мира пришла в себя. Правда, ненадолго. Однако я успел добиться ответа на свой единственный вопрос: что я должен сделать, чтобы спасти ее?

Есть только одно средство, позволяющее выжить в подобной ситуации, сказала она. Оно продается в любой аптеке (и я намертво вбил в свой мозг мудреное латинское название). Это лекарство всегда было у Миры в запасе, но вчера она выпила последнюю таблетку. И если сейчас не принять очередную дозу, просто-напросто не доживет до утра…

Она меня ни о чем не просила, но разве в таких случаях нужны просьбы?

Никогда в жизни я не одевался так быстро, как тогда.

Ключи от «пежика», как Мира называла свою машинку, искать не пришлось: они до сих пор торчали в замке зажигания.

Мотор промерз, и мне с большим трудом удалось запустить его.

Получасовой аутотренинг, чтобы справиться с тем ужасом, который охватил меня от одного прикосновения к ледяному рулю, мне сейчас бы не помешал, но надо было спешить.

Я только глубоко вздохнул и нажал на педаль газа…

Шоссе было погружено во тьму. В такую погоду спускаться с перевала по крутому серпантину стал бы только безнадежный псих. Именно такой, как я…

Я почти не помнил, как мне удалось добраться до города. В память врезались лишь отрывочные ощущения: белесая от корочки льда лента дороги в желтоватом свете слабых фар, жалобный вой надрывающегося от перегрузки моторчика и скрежет коробки скоростей. Тормозить по гололеду было бесполезно — пару раз я попытался это сделать, и оба раза меня едва не унесло в пропасть, чисто формально отгороженную от дороги редкими стальными столбиками…

Когда спуск, наконец, стал достаточно пологим, и впереди замаячили огни первой пригородной забегаловки, я остановил машину, чудом не опрокинув ее в глубокий кювет, отодрал от руля сведенные судорогой, ничего не чувствующие пальцы, вылез и основательно проблевался. Прямо посреди обледенелого шоссе…

В городке была всего одна дежурная аптека, и мне пришлось долго колесить по безлюдным улицам, прежде чем я отыскал ее.