Программист в Сикстинской Капелле (СИ)

Выйдя в коридор, я обнаружил зрелище, заставившее меня усмехнуться: по коридору в ночной рубашке, как привидение, крался Эдуардо, в руках у него был пряник. Этот негодяй ради лакомства нарушил обещание, и теперь должен быть наказан.

 — Доброй ночи, синьор, — я тихо поприветствовал Эдуардо. Бедняга обернулся и выронил пряник.

 — Нехорошо разбрасываться хлебом, — я попытался быть строгим и серьёзным, хотя самому было смешно.

 — Не ваше дело! — огрызнулся Эдуардо. Он попытался убежать в комнату, но был бесцеремонно схвачен длинной клешнёй питерского сопраниста.

 — Отпустите! А то я сейчас вас ножиком…

 — Нашли, кого ножиком пугать, — горько пошутил я. — Вы зря боитесь меня, синьор. Я не монстр, не гоблин и не пришелец с другой планеты. Я такой же человек, как и вы. Просто мне чуть меньше повезло, чем вам.

 — Уберите руки от меня. Это мне не повезло — с братом и его друзьями. Чтоб вы знали, я вас всех презираю, ненавистные евнухи с отвратительными голосами и карикатурной внешностью. Вы позор Италии.

 — Поймите, в существовании virtuosi не виноваты сами virtuosi. Мы всего лишь жертва… чьей-то жестокой игры.

 — Я знаю, чьей. Это всё Папа. Говорят, из-за него даже один английский король перешёл в протестантизм.

 — Знаю я этого короля, это Генрих Восьмой. Нашли, с кого брать пример. Но он всё-таки был королём Англии, а вот вам подобные выступления непозволительны. Чего доброго, обвинят в измене и повесят.

 — Мой отец был бы согласен со мной. Он перестал уважать Папу после того как это сделали с моим братом.

 — Ваш брат гениальный певец и учитель. И он тоже не виноват в том, что сделали. Он не заслужил подобного отношения с вашей стороны.

 — Может он и хороший учитель. Но как певца я его не воспринимаю. И как брата тоже. Я никогда не видел отца! А будучи маленьким, искренне надеялся, что Доменико станет для меня той поддержкой, тем образцом мужского поведения, которого младшие сыновья ждут от старших. Но нет, сколько я его помню, ничего мужского в его поведении нет и не было.

 — Какая у вас разница в возрасте? — спросил я.

 — Когда я родился, Доменико было шестнадцать лет.

Нет, не может быть. Всё это время я считал Доменико своим ровесником, а оказалось, что ему вот-вот стукнет тридцать. Но если это так, то ты очень хорошо выглядишь для своего возраста.

 — Может Доменико и нельзя назвать образцом мужского поведения, но человек он хороший. Он многое сделал и для вас, и для сестры. И для меня тоже.

 — Ничего себе, для сестры! Он же её в монастырь упрятал!

 — Не в монастырь, а в школу Ла Пьета, в которой преподаёт, между прочим, великий Вивальди. Он поможет синьорине Кассини сделать музыкальную карьеру.

 — Зачем девчонке какая-то карьера? Пусть лучше готовит и прибирает.

 — Что-то у вас, синьор, устаревшие взгляды. Вы не задумывались о том, что если женщинам позволят петь в театре, то и необходимость в «виртуозах» пропадёт?

Эдуардо не нашёл, что сказать. Вероятно, его несколько удивило это заключение.

 — Придётся когда-нибудь выбирать: сотни, тысячи загубленных жизней или, может быть, не настолько сильные, но, согласитесь, гораздо более приятные голоса прекрасных дам.

 — Логично, — угрюмо проворчал Эдуардо. — А можно вопрос?

 — Да, конечно, задавайте, — ответил я.

 — Там, откуда вы приехали — тоже так много… таких как вы?

 — Не думаю. У нас это не принято и не приветствуется.

 — А почему это с вами сделали?

 — Трудно сказать. Но, поверьте, я не хотел этого. Я ведь тоже был обычным парнем, увлекался математикой и ещё много чем, планировал жениться и создать семью, когда вырасту. Но в какой-то момент я заболел, и всё рухнуло. А врач оказался негодяем и жуликом, «немножечко» ухудшившим диагноз, чтобы получить побольше денег.

 — Я бы его повесил, — вздохнул Эдуардо. — Такого великого человека погубил.

 — Бросьте, синьор, — засмеялся я. — Обычный я человек. Малость только математику знаю.

 — Вот поэтому и великий. Я всегда уважал тех, кто знает математику. Вот только у меня с ней последнее время плохи дела.

 — Что ж, если надумаете, готов предложить свою помощь.

 — Подумаю, — ответил Эдуардо и, сжав в кулаке пряник, побежал к себе в спальню. Но потом остановился и повернулся ко мне лицом, стараясь не смотреть в глаза:

 — Простите меня за тот гадкий свёрток, который я подсунул вам под дверь в первую ночь.

 — Ерунда, — отвечаю я. — Сам таким был, мелким хулиганом. Однако уже поздно, а мне вставать в Капеллу.

 — Доброй ночи, синьор Фосфоринелли!

 — Вам доброй, синьор Кассини, — ответил я и поспешил вернуться в комнату, где сном младенца спал будущий оперный Primo.

Комментарий к Глава 8. Театральный back-end и гость из Неаполя Трюм, кабестан — в театре того времени использовалась морская терминология.

Полиник и Этеокл — в греческой мифологии, два брата, не поделившие царство и убившие друг друга в поединке.

Сатурн (лат.), Кронос (греч.) — в греческой мифологии, титан, отец Зевса (Юпитера), сын Урана.

Хтонический — существо, изначально олицетворявшее собой дикую природную мощь земли, подземное царство и т.д.

====== Глава 9. Магнитный голос, красно-чёрные деревья и уроки арифметики ======