Программист в Сикстинской Капелле (СИ)

…таковым же оказался и сподвижник Ваш, князь Пётр Иванович Фосфорин, меценат и покровитель неких певцов римских, а именно, Доменико Кассини и Стефано Альджебри, а по совместительству и полюбовников его. Последнего он из Капеллы Сикстинской выкупил, и неведомо, что творил с ним. Но первый, известнейший содомит Рима, сладкоголосый маэстро, известно, что был с князем и уд его лобызал сладострастно… В то время, как несчастный сын князя, тугодумный кастрат Алессандро, сидел в клавесинном зале и не мог решить задачу о наискорейшем спуске…

От каждого услышанного слова Петру Ивановичу становилось не по себе, и в конце повествования он просто вскочил с кресла и заметался по комнате. Всё неправда. Всё клевета, всё ложь. Особенно то, что касается якобы математической неодарённости его Сашки, хотя я и опроверг подобные высказывания.

Меркати. Без сомнения, это он пустил грязные, неправдоподобные слухи. Месть, ревность, серость душевная… Да какая теперь уже разница, когда дело поганое сделано? Теперь понятно, почему этого тщедушного неаполитанца Меншиков ему, родимому, прислал. При мысли этой Фосфорину стало плохо, и он схватился рукой за сердце.

 — Сие… бред, Данилыч. Кому ты веришь?

 — Тебе ли верить? У тебя доказательств нет. А тем не менее, всё сходится. С женою не живёшь, девок моих чухонских — отвергаешь, сам знаю, в Риме и Флоренции часто бываешь. Там же и певцов своих оскоплённых нашёл, известно, для каких нужд…

 — Я театр хочу в России построить! И плевал я на всё остальное! — наконец взревел Фосфорин, приблизившись к Меншикову и, схватив его за воротник, начал душить.

 — Эй, стража! Схватить его и выбросить на улицу! — крикнул светлейший, и тотчас в зал вломились охранники.

Фосфорин, вне себя от ярости, заехал светлейшему по носу кулаком, на что в ответ получил не менее грубо и жестоко по лицу, быть точнее, по нижней губе, которая в мгновение треснула, и на ней выступили капли крови. Но князьям было не до этого. Словно дикие звери проснулись в душах этих представителей петербургской аристократической элиты, словно псы бешеные с цепей они сорвались и хотели только одного — уничтожить друг друга.

Вскоре в покои вломились стражники и по приказу Меншикова схватили и увели прочь его старого друга, князя Фосфорина, который неистово сопротивлялся.

 — Даю тебе ровно двенадцать часов, чтобы убраться из Петербурга в поместье! Коли не исполнишь, голова твоя вначале полетит, затем — твоего отпрыска оскоплённого! А девку твою рыжую себе заберу!..

====== Глава 67. Возвращение в поместье ======

Проснулся я, неожиданно для себя, довольно рано, часа в четыре утра. Видимо, сработал встроенный будильник, или же на нервной почве возникла бессонница. Как бы то ни было, я, как ответственный исполнитель, по-быстрому привёл себя в порядок и поспешно отправился будить друзей. Обратный отсчёт времени, злополучный counter—, был запущен вчера в девять вечера, а это означало, что у нас оставалось примерно пять часов, чтобы покинуть пределы столицы. За что? Почему нам так не повезло?

Ты будешь первой свечой, которая зажжёт сверкающее пламя оперного искусства в стране российской…, — вспомнил я эти вдохновенные слова Петра Ивановича, и мне стало невыносимо горько и больно.

Зажгли. Так зажгли, что сами прогорели. Выступили, нечего сказать. Несмотря на то, что я до конца не понимал причины, и мой мозг пытался найти произошедшему логическое обоснование, получалось это плохо, а прямо спросить я не мог. Просто не имел права. Не хотел ввязываться в дворцовые интриги — явление, больше напоминавшее естественный отбор. И изменить тут ничего нельзя, разве что устроить революцию и… сделать тем самым ещё хуже. Нет, я не буду ни о чём спрашивать, всё равно через пару лет всё встанет на свои места, но, увы, князь Фосфорин со своей бурной деятельностью и прекрасные итальянские «виртуозы» — химик Марио и математик Стефано — безнадёжно канут в Лету, не оставив после себя никакой памяти. Разве что только в сознании потомков и последователей. Может быть, именно по этой причине судьба распорядилась закинуть меня в прошлое?..

Подавленный своими неутешительными мыслями, я брёл по коридору, намереваясь вначале навестить Доменику. Заглянув в комнату, я с удивлением обнаружил, что моя «поющая лиса» не только не спит, но и, похоже, не ложилась. Она была при полном параде: во вчерашнем тёмно-синем платье, напудренная, с аккуратно уложенной высокой причёской. Доменика стояла у окна и глядела вдаль, на покосившиеся деревянные домики и покрытые болотной жижей участки земли, на которых виднелись редкие кочки. Северо-Восток Центрального района, как бы ни так. Ночное небо казалось бурым, окрестности, залитые лунным светом, заволок туман. Для окончательного создания жуткой атмосферы не хватало только зловещего воя собаки Баскервилей.

 — Всё в порядке, любимая? Почему не спала всю ночь? — обеспокоенно спросил я, входя в комнату.

 — Не уснуть было. Знаешь, Алессандро, у меня… предчувствие плохое, — осторожно сообщила Доменика. — Но, может быть, сказывается моя природная впечатлительность.