Программист в Сикстинской Капелле (СИ)

— Это всё отговорки. Впервые вижу сопраниста, который не стремится петь в опере.

— Алессандро просто очень скромный мальчик, но уверяю, что если с ним позаниматься подольше, то его смело можно брать в оперу.

— Ну да, как же, с непременным дебютом в женской роли, — вырвалось у меня.

— Не беспокойтесь, Алессандро, это необязательно. Тем более для вас. Видите ли, на женские роли берут обычно совсем юных певцов, с ангельской внешностью и изящными, женственными манерами. Вы же, несмотря на худощавое телосложение и мягкие черты лица, не будете гармонично смотреться в образе героини, ибо ваше поведение и манеры я нахожу даже чересчур мужественными для певцов-сопрано. Холодный взгляд, угрюмое лицо, не особенно подвижная мимика, чёткие, резковатые движения. Но вот внешность, надо сказать, у вас достаточно интересная, не типичная для итальянца. Вы с севера Европы?

— Да, синьор, из Санкт-Петербурга.

— Я так и подумал, — с лёгкой усмешкой сказал композитор. А в глазах явно прочиталось «русский варвар, что с него взять». — Но, знаете, вы хорошо будете смотреться в образе какого-нибудь скандинавского воина.

Таким образом, Доменико принимали в театр уже сейчас, а меня пока отправили доучиваться. Мы покинули театр почти ночью, Доменико радовался, как ребёнок, получивший подарок от Деда Мороза. Что же касается меня… С удивлением я обнаружил, что впервые в жизни порадовался за другого человека.

====== Глава 12. Неожиданное признание и новые вопросы ======

Вечером следующего дня я и Доменико были приглашены принять участие в концерте, который устраивал маэстро Альджебри, в связи с чем Доменико превзошёл себя, пообещав разбудить меня около двух часов ночи, чтобы успеть выучить новую арию. Что ж, синьор Сомнамбула, в благодарность за моё хроническое недосыпание, получайте «приятный» сюрприз. Дело в том, что накануне я как раз выстирал все свои вещи и был вынужден отправиться в объятия Морфея полностью раздетым. Заодно посмотрим, какова будет реакция маэстро на жалкое подобие Давида Микеланджело, пригодное, разве что, для изучения человеческого скелета.

Как я и ожидал, Доменико явился по мою душу со свойственной итальянцу «пунктуальностью» — в три двадцать пять. Услышав шаги, я сбросил одеяло и сделал вид, что сплю.

— Алессандро, пора вставать, — послышался знакомый мягкий, но строгий голос. Со свечой в руке Доменико зашёл в комнату и остановился (я это понял даже с закрытыми глазами, так как стук каблуков по каменному полу смолк в районе двери).

— Нет, не может быть. Я сплю или схожу с ума, — услышал я взволнованный шёпот.

Неожиданно, подумал я. Признаюсь, я ожидал от «виртуоза» совсем другой реакции — возмущения или чего-то подобного. Однако глаза я по-прежнему не открывал.

— Господи, за что мне такое искушение? Что я такого совершил, что теперь вынужден мучиться, созерцая живое воплощение своих недостойных желаний?

Что?! Я не ослышался? Меня бросило в холодный пот при этих жутких словах, показавшихся мне жесточайшим сарказмом. Эта женщина надо мной издевается, прикидываясь «виртуозом», а затем так бессовестно врёт, картинно восхищаясь ущербным телом кастрата-дистрофика?! Нет, право, это уже даже не смешно.

Как же тебе не стыдно, подумал я, не зная, что мне и делать: открыть глаза и сказать, что я всё слышал или вовсе сделать вид, что без сознания. В конце концов, я всё-таки решился на первое.

— Браво, Доменико, — открыв глаза, ответил я. — Стихи Микеланджело? Или Шекспира?

— Ах ты, негодяй! Подслушивал! — Доменико не на шутку рассердился.

— Подслушивал? Да тебя на другом берегу Тибра слышно! Что за спектакль? — уже по-настоящему возмутился я, вставая с кровати и заворачиваясь в простыню, перебросив один конец её через плечо, подобно одеянию римских патрициев.

— Не твоё дело, — проворчал маэстро, опустив глаза.

При блёклом свете свечи я заметил, как горят его щёки. Не могу поверить, что столь жалкое зрелище могло вызвать у тебя какие-либо эмоции. Или, может быть, ты никогда не видела обнажённых парней, за исключением тех 3D-атлетов с потолка Сикстинской Капеллы?!

— Что ж, не буду беспокоить ваше величество, — невозмутимо ответил я, хотя и пребывал в крайнем замешательстве: сколько можно водить меня за нос?

— Прекрасно. А теперь одевайся и марш в гостиную, репетировать.

— Командуй своим младшим братом Эдуардо, но не мной. Я тебе не ребёнок.

— Да ты хуже, ведёшь себя, как младенец. Никакой совести.

— Причём здесь совесть? Пусть ты и хозяин здесь, это не даёт тебе права без стука врываться в комнату ко взрослому человеку и при этом ещё и ругать его.

Вспомнились слова цирюльника Фигаро: отколотить человека, да на него же ещё и сердиться, — вот черта поистине женская! Да, Доменико, я окончательно тебя раскусил.

— Что за идиотская улыбка? — раздражённо спросил Доменико, нервно теребя в руке чётки из муранского стекла.

— Мне всё известно. Я знаю больше, чем ты думаешь, — с таинственным видом сообщил я, приблизившись к маэстро и взяв его за руку. Нет, на этот раз я намерен поставить все точки над «v»*.