Прогулка по лесам

Этот знак лишь усугубил ощущение тревоги и опасности, которое вызывал у меня этот лес. Он несомненно отличался от более южных лесов: был темнее, в нем царили тени темно-зеленого и черного цвета. Иначе выглядели и деревья: ближе к земле теснились хвойные, здесь было больше берез, а в густых зарослях, словно спящие звери, притаились громадные округлые черные валуны, которые добавляли таинственности этим глухим местам. Когда Уолт Дисней решил создать мультфильм «Бэмби», он отправил своих художников на зарисовки именно в леса Мейна, но в этом совсем не диснеевском лесу не было ни трогательных зверьков, ни просторных опушек. Напротив, на ум приходили леса из «Волшебника страны Оз», где путник терялся среди деревьев с уродливыми лицами и постоянно находился на краю от гибели. Я сразу понял, почему облаченный в бархатный жакет писатель-натуралист Генри Дэвид Торо обделался после прогулки по здешним местам.

Тропа была хорошо протоптана, но кое-где почти полностью заросла: кусты и низкие растения доходили до самой ее середины. Так как лишь десять процентов всех путешественников заходят настолько далеко, тропинки Мейна остаются нехожеными. Кроме того, этот путь многие обходили стороной и из-за рельефа местности. В теории 29-километровый отрезок Аппалачской тропы от Монсона до горы Баррен не отличается серьезными топографическими препятствиями. Ландшафт постепенно поднимается до отметки 365 м, и кажется, что путников ожидает лишь пара крутых спусков и подъемов. На самом же деле мы попали в ад.

Через полчаса мы очутились у первой из многочисленных скалистых стен, в высоту достигавшей 120 м. Тропа, выглядевшая как шахта лифта, вела прямо по ней там, где поверхность шла немного под откос. Она была почти перпендикулярна земле, так же как и сама скала. И если бы наклон был чуть более отвесным, нам пришлось бы использовать альпинистское снаряжение. Медленно, с большим трудом мы ступали по валунам, часто прибегая к помощи рук. Ужасная жара вместе с постоянным физическим напряжением делала наш путь просто невыносимым. Я должен был останавливаться каждые 10–12 м, чтобы перевести дыхание и стереть горячий пот с глаз. Я плыл в жарком мареве, купался, тонул в нем. Никогда раньше не было мне так жарко, никогда раньше я не потел так обильно. Я выпил три четверти воды из бутылки на подъеме и использовал большую часть того, что осталось, чтобы смочить бандану и попытаться остудить мою ноющую голову. Я чувствовал, что опасно перегрелся. Я начал устраивать привалы чаще и дольше, чтобы хоть как-то освежиться, но каждый раз, когда я отправлялся в путь, жара вновь окутывала меня. Ни разу до этого я не трудился так много на Аппалачской тропе, и это было только начало.

На верхушке склона нас ожидало несколько ярдов голого гранита, немного уходящего под откос. Мы шли будто бы по спине кита. С каждой высокой точки нам открывался сногсшибательный вид: темно-зеленое море леса, озера цвета джинсы и волнистые горы. Многие озера были просто гигантскими, как минимум размером со знаменитое английское Уиндермир, и практически ни одно из них не знало прикосновения человека. Было что-то волшебное в том, что мы забрались в самый таинственный уголок природы, вот только убийственные лучи солнца не позволяли нам здесь долго задерживаться.

Затем мы начали жутковатый и сложный спуск по скалистому пригорку на другой стороне, отделявшему нас от темной безводной долины и еще одной каменной стены. Так прошел день, полный героических подъемов, и лишь надежда найти воду за следующим перевалом вела нас вперед. Кац скоро истратил все свои запасы. Я дал ему свою бутылку, и он с благодарностью принял ее, в его взгляде была просьба о перемирии. Тем не менее между нами все еще витал душок обиды, ощущение того, что все изменилось и уже не будет таким, как прежде.

Несомненно, это была моя вина. Я давил на него сильнее и дольше, чем было нужно, я не помог ему советом, но сразу осыпал упреками за то, что он нарушил баланс, установившийся между нами, и Кац тихо принял эту ношу. Мы прошли 22,5 км (совсем неплохую дистанцию при таких обстоятельствах) и могли бы идти дальше, но в половине седьмого вечера мы остановились у большой переправы под названием «Уилбер Брук». Кац и я слишком устали, чтобы идти вброд через реку. Я уж точно был совсем вымотан. Да и глупо было бы промокнуть прямо перед заходом солнца. Мы разбили лагерь и с натянутой вежливостью разделили наши безрадостные порции еды. Даже если бы между нами не пробежала кошка, мы вряд ли бы стали разговаривать. Усталость взяла свое. Это был долгий день и самый трудный во всем походе, хотя нам предстояло пройти еще 136 км, прежде чем мы доберемся до магазина в лагере у моста «Эйбол», и еще 160 км до трудной вершины Катадин.