Ира с полуулыбкой слушала его, почти не слыша. Мысли в ее мозгу кипели, бурлили и взрывались. Когда ей о чем-то, выходящем за пределы общепринятого понимания реальности, говорил Женечка, Ира принимала это так, по большей части все же так, как отвлеченные рассуждения о вещах абстрактных. Когда ей о той же сфере говорил Радный, это воспринималось, как нечто очень конкретное и само собой разумеющееся. Но только пока он говорил, пока он находился рядом. Стоило же Ире остаться наедине с собой, как все человеческое в ней поднимало настоящий бунт. После разговора в поющем доме Ире каким-то фантастическим образом, практически не прикладывая усилий, удалось проигнорировать разногласия реального и ирреального в себе, и готовый разразиться бой не на жизнь, а на смерть так и не грянул. Зато теперь реальное с ирреальным принялись рвать ее на части, требуя, в конце концов, принять чью-то сторону. Они вроде как перестали драться между собой и накинулись на нее: «Сделай выбор! Определись! Сделай выбор! Определись!», — вопили они.
Ира безвольно следовала за сыном дальше по вечернему городу, машинально поддерживая разговор. Время снова перестало существовать для нее, и сколько его прошло, прежде чем Лешка предложил вернуться домой, Ира не знала. Вернувшись, они выпили чаю с оставленным Татьяной Николаевной яблочным пирогом и отправились спать. Ира, поворочавшись в постели и поняв, что истошные требования выбора уснуть ей не дадут, спустилась в гостиную.
Зив и Лоренц выжидающе смотрели на Иру, и ее прорвало. Она в диком сумбуре выложила им все, что ее терзало.
— Что ты собираешься делать? — спокойно спросил Зив, когда вырвавшийся из Иры эмоциональный словесный поток иссяк.
Иру охватило странное ощущение. Она как бы чувствовала каждую клеточку своего тела в отдельности, каждый своей орган в отдельности и все тело в целом, как некий инструмент. Как кисть, которой она, держа в руке, водит по холсту, как компьютерную мышь, создающую под действием ее руки изображение на мониторе. Как нечто, на время становящееся как бы ею самой, но на самом деле ею не являющееся. Она ощущала вибрации, проходящие через каждую клеточку, каждый орган и через все тело в целом.
— Что ты собираешься делать? — спокойно повторил свой вопрос Зив.
— Я не собираюсь что-либо делать… — в странном умиротворении проговорила Ира.
— Мудрое решение, — промурлыкал Лоренц.
На следующий день Ира проспала почти до полудня и, поднявшись, обнаружила себя в гордом одиночестве. Она вооружилась бумагой, кистями и красками и, усевшись в тени собственного сада, принялась рисовать с натуры пейзаж, который оказался перед глазами.
Лешка, в компании Зива и Лоренца, вернулся домой лишь часам к восьми вечера и принялся взахлеб делиться впечатлениями от прогулки, а потом вместе с Татьяной Николаевной с не меньшим восторгом рассматривать Ирины наброски.
— Лешка, а поехали завтра в Головинку! — предложила Ира, когда Татьяна Николаевна ушла к себе домой.
— А что мы будем там делать? — спросил Лешка.
— Леш! Ты меня удивляешь! Ведь сам говорил, что по уши увяз в культуре адыгов!
— И что?
— Как что!? Неужто не в курсе!? Головинка — одно из культовых мест этого народа, притом с глубокой древности.
— Правда?
— Правда… — с укоризненным вздохом ответила Ира. — Так что, едем?
— Ну поехали, раз так… — Лешке стало несколько неловко. Он сосредоточился, напрягая память. — Ты мне, по-моему, действительно что-то когда-то об этом рассказывала.
— Было дело, господин Неслушавший и Непомнящий!
— Мам, мне на самом деле стыдно… — виновато улыбнулся Лешка.
Ритуал преображения. Практика преображения
В начале шестого Ира с Лешей поднялись, а в половине восьмого пересекли на маршрутке мост через Шахе и вышли около рыночка. Первым делом вдоль реки спустились к морю. Мелкая теплая мягкая галька и кристально чистая едва колышущаяся лишь у самого берега морская вода долго не отпускали их от себя.
— Слушай, уже почти десять, а здесь, словно сонное царство! — заметил Лешка, глянув на часы.
— Да… тишина и покой — нынешние особенности Головинки. Но так стало только после окончания Кавказской войны. Головинка — единственный из четырех, основанных на территории нынешнего Большого Сочи в конце 30-х годов XIX века русских фортов, который не стал культурно-экономическим районным центром. Форт Святого Духа — Адлер, Навагинский — Центральный район Сочи и Лазаревский — Лазаревское, как ты знаешь, стали. А Головинский — Головинка — нет.