Прогулка под луной

— Ну да… Ой, Вовчик, я забыла тебя поблагодарить. С меня причитается!

— Да брось! Какие счеты? Речь не об этом Павлик звонил, ну, режиссер программ о вундеркиндах. Помнишь?

— Конечно, помню.

— Так вот. Там сейчас ребята новый проект готовят. Что-то похожее на конкурс одаренных детей.

— Типа «Утренней звезды», что ли?

— Ну, вроде этого. Твою девочку приглашают принять участие.

— Когда это? — Маша кивнула Звереву.

Он уже понял, что речь идет о дочери, и вышел в коридор.

— Репетиции начнутся в августе. Нужна заявка на участие. Запиши телефон Маша показала пальцами, что нужны ручка и листок Зверев достал из кармана свой блокнот и протянул Маше.

— Записала?

— Записала Только девочка пока еще не в Москве. Я тебе ничего обещать не могу. Нашелся ее отец, ему и решать.

В трубке присвистнули.

— Ладно, перезвони мне, когда решите, — добавил Спицын, сворачивая разговор, — гуд-бай!

— Бай… — Маша медленно опустила трубку.

— Что-то случилось? — Зверев прошел за Машей на кухню. — Ты какая-то не такая.

— Нет, наоборот. — Маша улыбнулась, поставила чайник на газ — Твою дочку пригласили принять участие в конкурсе. Ее песни произвели впечатление, запомнились.

Зверев смотрел в окно, никак не реагируя на Машино сообщение.

— Ты не рад? Конкурс будет транслироваться по телевидению. Победителей, как правило, награждают. Столько внимания, интервью…

— Именно этого я и боюсь.

— Ты не хочешь, чтобы твоя дочь стала знаменитостью? — Маша села напротив Дениса. — Да все девчонки мечтают петь на сцене. Что в этом особенного?

Денис крутил пустую чашку в пальцах.

— Она совсем ребенок. Разве ей так необходима эта шумиха, нервотрепка… Эта показуха? Пусть она спокойно учится в школе, купается в море, играет с собакой… Ну я не знаю. Мне это не нравится.

Маша накрыла его большую ладонь своей.

— Кажется, я тебя понимаю. Ты боишься, что шоу-бизнес отнимет у тебя дочь? Но ведь это всего лишь конкурс, Денис!

Он убрал руку и, сцепив пальцы, подставил их под подбородок.

— Я не хочу, чтобы она попала в эту круговерть. Ты разве не понимаешь? Ведь ты сама коснулась, должна понять, что это такое Ей всего восемь. И ей рано выходить на сцену.

— То, что произошло со мной, это — случай, Денис.

Не думаю, что Альке теперь что-нибудь угрожает. Конечно, тебе решать, но мне кажется…

— Я понимаю. Тебе кажется, что я — отец-консерватор. Диктатор. Собственной дочери хочу судьбу поломать.

— Я этого не говорила! — Маша удивленно смотрела на Дениса. — Из-за такой ерунды так нервничать!

Денис поднялся, сходил в Машину комнату за сигаретами, вернулся, открыл форточку. Закурил.

— На самом деле все не так. Я думаю о ней. Я понимаю, что она талантлива и должна свой талант отдавать. Ну… можно напечатать ее стихи отдельной книжкой. Пусть подрастет! Когда придет время, я сам поеду с ней куда надо, хоть за границу. Все сделаю, что от меня зависит. Но сейчас… Ни к чему это. Все это только ее испортит.

Маша выключила газ под чайником, достала заварку. Нахмурилась, поставила назад. Мысли путались. Душой она не принимала позицию Дениса, хоть и понимала ее. Она начала волноваться, страстно желая убедить его в своей правоте.

— Денис, — мягко проговорила она, глядя, как он задумчиво выпускает дым в форточку. — Она, конечно, мала. Хотя сейчас и четырехлетние в конкурсах участвуют. Кстати, мне это тоже не нравится. Объясни-ка такому карапузу, почему ему «четыре» поставили, а другому ребенку «пять». Но Алька — совсем другое. В восемь лет она пишет стихи, какие другой пишет в двадцать. Она движется семимильными шагами. Если человеку даны такие колоссальные возможности, он должен их реализовывать. Это очевидно. У нее должны быть свои зрители, своя аудитория, свои стимулы для роста, развития. Пусть конкурс, пусть концерт. Что-то, чтобы она чувствовала отдачу Перспективу. Ты не можешь запереть ее в четырех стенах. Она будет страдать от этого. Что ни говори, а ее выходка с концертом на рынке — это тоже своеобразный поиск своего зрителя. Просто она этого не осознала пока.

Маша осторожно подбирала слова, которые бы не обидели Дениса и были бы убедительны. Он молча курил, выпуская дым в форточку. Думал.

Маша снова достала заварку и насыпала в заварочный чайник. Вынула из холодильника масло, сыр, колбасу. Нарезала батон.

Зверев вздохнул, передернул плечами, словно стряхивая непрошеные мысли, и улыбнулся. Принял из Машиных рук чайник, стал разливать чай.

— Ты очень убедительно говоришь, — похвалил он. — Я совсем забыл, что ты училась в педагогическом. Считай, что тебе удалось сдвинуть мое сознание с мертвой точки. Я обещаю тебе хорошо подумать.

— Вот и славно.

После завтрака Денис засобирался, и Маше так и не удалось вернуть его к разговору о комнате.

Как это он спросил? «А ты — со своей?» Что стояло, за этим вопросом?

Маша боялась поверить догадке.

Он хотел сказать, что они едут вместе. Что с Машиной комнатой тоже нужно что-то делать! Она ей больше не понадобится.

Маша оттирала грязь с подоконника и улыбалась своим мыслям. Он потихоньку приручался, оттаивал душой, начиная верить ей. Он хотел, чтобы они были вместе!