Вечером позвонила Ленка. Долго вздыхала в трубку, рассказав уныло, что поссорилась с Витечкой Косым, и теперь — как справлять Новый год? Так трудно отпросилась у матери, и та разрешила, взяв обещание вернуться первого к вечеру, чтоб с утра по родственникам, поздравляться. По родственникам Ленка не любила, но после выданного разрешения «на гульки», понимала — надо.
И вот разрешение пропадает.
— Ну, что? — уныло вопросила в десятый раз.
И Кира честно ответила, в десятый раз:
— А фиг его знает.
У них тоже собирались гости, мамины подруги с мужьями, и еще там был некто Коленька, сын и отличник. Кира общалась с ним по три раза в году, когда вынужденно сидела с мамиными гостями, но редкость общения не мешала Татьяне Алексеевне и матери Коленьки тете Нине умиленно смотреть на унылую пару и перешептываться, перемигиваясь. Раза два за три года общения Коленька посещал комнату Киры, там оживлялся, разглядывая фотографии отцовских командировок, расспрашивал, блестя круглыми коричневыми глазами, и видно было — лучше бы пообщался с ним, мужественным отцом Киры, про всякие перелеты, поездки на собачьих упряжках и походы на лыжах, чем с ней, про любовь с поцелуйчиками. Кира была и не против, так что, посидев пару часов отдельно от взрослых, они с облегчением прощались, и тетя Нина забирала Коленьку, изо всех сил подмигивая Татьяне изрядно косящим глазом.
— Тонька? — с надеждой спросила Ленка, и тут же сама себе возразила, — не, у Тоньки до хрена поприехало родни, скукота. А может, к Рафке напроситься? Он, кажется, Хельку с Олькой приглашает.
— Тебе охота?
— Нет, — вздохнула Ленка в трубку, и рассердилась, — ну куда-то же надо! Прям, хоть в кабак беги. Слушай, может и правда? Или на дискарь?
— В кабак страшно. Если бы толпой, а сами. Прицепится еще кто. Сашка Горбач. Или Костыль.
— Бе. Ну их. На дискаре тоже все перепьются, как зюзи. И чего мы с тобой, Кира батьковна, такие нещасные? У всех праздник, а мы чисто сиротки.
— Сиротки, — раздумчиво сказала Кира, удобнее усаживаясь на диване, — слушай, я вот чего вспомнила…
— Кира, — строго вклинилась в беседу мама за плотно прикрытой дверью, — ты долго будешь занимать телефон? Прибежит тетя Маша, начнет шуметь, что им позвонить, а ты!
— Они сами по два часа сидят на телефоне! — парировала Кира, прикрывая рукой чашечку трубки, — знают, что блокиратор, а им наплевать. Мам, я скоро.
Она приблизила губы к микрофону, по-прежнему прикрывая его ладонью:
— Помнишь, олимпиада была по литературе городская? Я там встретила Виолку, со старого нашего двора. Ну, я рассказывала.
— Да-да. И чего?
— Во-от. У нее двоюродная сестра в интернате. Там история такая, в общем, мать их бросила, а батя женился. И теперь Виолкина сеструха учится в интернате, потому что батя постоянно в рейсах. А дома она не хочет, ну чтоб с его женой не жить, пока он там…
— А мы причем? — перебила Ленка, — давай уже, про нас!
— Даю. Виолка говорила, там у них нормальная такая компашка. Короче, то не босяки какие-то, а при интернате есть секция, карате. Туда ходят пацаны клевые, с других школ. Она с ними дружит. И сама тоже ходила. Недолго.
— «Кия» кричала? Ой, не могу.
— Да погодь. Она хвасталась, что у них там круто, на дни рождения собираются, в спортзале прямо. Торт приносят, гитару, цветы там. Свечи жгут. Ну и магнитофон. В общем, получается нормальная такая вечерина, девки-пацаны, танцы. И на праздники, они тоже собираются. Она меня приглашала. Звони, говорит, и приходи.
— Так чего мы сидим? — возмутилась Ленка, и было слышно, как она заерзала, у себя на скрипучей тахте, — скукотища конечно, гитара, песни всякие, но вдруг там прынц? А как насчет бухнуть?
— Они же спортсмены. Не пьют.
— Фу ты. Ну ладно, можно ж заранее дернуть. Ой, Кирюша, давай! А ты что оденешь? Ты мне, может, свои полусапожки дашь, те, с каблуком?
— Да подожди, мне ж позвонить еще! Может, у них нет ничего на новый год как раз. Может им директор запрещает, Новый год.
— Так. Звони. И полусапожки. А я насчет закусона подумаю, ну и чего с собой там, на стол.