Прогулки на костях

– У меня есть идея получше, – он вытащил телефон из кармана, кликнул на поисковик и произнес: – Том Уэйтс, «Серенада Сан-Диего».

Когда заиграла музыка, он встал и протянул к ней руки. Она тоже встала и шагнула в его объятия, обхватив руками его талию. Они медленно танцевали, соприкасаясь лбами. Резкие ноты старого пианино Уэйтса и его прокуренный голос, смягченный скрипками, их мягко скользящее глиссандо – все это превращало резкий крик гагары во что-то другое, в некую горько-сладкую песню, наполненную благодарностью и воспоминаниями.

Когда песня закончилась, Джейми прошептала «Еще раз», и они снова танцевали, едва двигая ногами, почти касаясь друг друга губами, вдыхая друг друга.

Глава сто пятьдесят вторая

Этой ночью в 03:13 на прикроватном столике завибрировал его сотовый телефон. Демарко мгновенно проснулся, перекатился на бок и прикрыл телефон рукой, чтобы приглушить вибрацию, когда подносил его поближе. Даже в те мгновения, пока он подносил телефон к уху, он чувствовал, как меняется атмосфера комнаты, как сгущается вокруг него темнота.

Джейми спала, пока он не сел и не свесил ноги с края кровати. Когда он начал подниматься, то почувствовал ее руку на своей спине, поэтому снова опустился на кровать. Спустив обе ноги на пол, он тихо говорил в трубку, в основном задавая вопросы, но тон его был мрачным. И вскоре она тоже села, наклонилась вперед, прижалась лбом к его спине, положила руки ему на талию. Свет от телефона был ужасно ярким.

Закончив разговор, он некоторое время продолжал сидеть неподвижно. Затем снова положил телефон на стол экраном вниз, чтобы притушить эту яркость. Только когда экран потемнел, он повернулся всем телом, подтянул ноги и, неловко усевшись, повернулся к ней лицом.

– Ларейн пыталась покончить с собой, – сказал он.

– О боже, – выдохнула Джейми. – Как?

– Запястья, – коротко ответил он.

– Где она сейчас?

– В госпитале Милосердия. Звонил ее врач.

– Кто ее нашел?

– Там был какой-то парень, – сказал Демарко. – Он услышал, как она плачет в ванной. Она не открывала дверь, поэтому он ее выбил.

Джейми ничего не ответила – вопросов слишком много, но сейчас не самое подходящее время их задавать. Она потянулась к его руке, притянула ее ближе и прижала к своему животу.

– Только я понимаю, через что она проходит, – сказал он. – Мне нужно туда поехать. Нужно убедиться, что ей оказывают помощь.

Джейми кивнула, но все равно заплакала.

– Сейчас? – спросила она.

– Скоро. Давай пока что просто полежим, хорошо?

Они лежали на спине, держась за руки, и оба смотрели в темный потолок. Демарко хотелось, чтобы окно было открыто и он дышал свежим воздухом. В комнате было прохладно благодаря кондиционеру, но теперь воздух казался тяжелым и в его груди, и вне ее. Все казалось тяжелым в этой темноте, кроме руки Джейми в его руке, которая казалась легкой, маленькой и красивой, как раненая птица.

– Лучше бы тебе вернуться, – сказала она, когда перевернулась на бок, из-за чего ее лицо оказалось совсем близко.

– Обещаю. С согласием на развод.

– Да плевать мне на эту чертову бумажку, – сказала она. – Мне нужна плоть и кровь.

– Это у тебя и так есть, – заверил он ее, – всегда.

Он знал, что она наверняка думает: «Тогда почему ты бросаешь меня?» Хотелось бы ему ответить на этот вопрос убедительно. Хотелось найти верные слова, чтобы выразить все эти годы вины и обязательств, что его воздаяние еще не полностью выплачено. Но для этого никаких слов не было достаточно, поэтому вместо этого он поцеловал ее в кончик носа, потом в щеку, потом в уголок губ. От вкуса ее слез у него закружилась голова, и ему тоже захотелось плакать. Но он и так уже был с ней в этом горе, ему не нужны были слезы, чтобы понять это.

Зато ему нужно было дать ей что-то. Даже если ему это было трудно. Даже если ему это будет стоить больше, чем он когда-либо отдавал, кроме своего маленького сына.

– Как ты относишься к поэзии? – спросил он.

– Чьей поэзии? – уточнила она.

– Просто поэзии, в целом.

– Ну, она мне нравится. Какая-то. Я не часто думаю об этом. Почему ты спрашиваешь?

– Я написал тебе стихотворение, – сказал он.

– Серьезно? Когда?

– В медвежьей клетке.

– О, малыш, – сказала она.

– Ну, знаешь, я лежал там, а нога просто горела. Наверное, я немного сошел с ума. Поэтому, чтобы не зацикливаться на боли, я начал концентрироваться на других вещах. Вроде птиц на деревьях. Я начал слушать их песни и то, как они перекликались друг с другом. И, наверное, это напомнило мне о тебе. О том, как ты заставляешь меня чувствовать себя.

– Песни птиц?

Он кивнул.

– И первая строчка вроде как сама пришла мне в голову. А потом еще одна. И я просто продолжал так сочинять. Том мне сказал, что он так пишет. Просто менять предложения снова и снова до тех пор, пока ничего нельзя будет изменить.

– Ты можешь мне его прочитать? – попросила она. – Ты его запомнил?

– Да, но… я никогда прежде не писал стихов.

– Вообще никому?