Прогулки на костях

– Верно. Она служит и для взлета, и для посадки.

– С сигнальными огоньками при интенсивном движении?

В ответ она шутливо его шлепнула.

– Прости, – сказал он. – Это слишком?

– И почти не по делу. Так мне заказывать или нет?

– Да, пожалуйста, – ответил он.

– Готово. А теперь скажи мне, почему тебе так не терпится сегодня от меня избавиться?

Райан опустил обе свои руки вниз по плечам Джейми и накрыл ее ладони своими.

– По воскресеньям я хожу на кладбище.

– Боже, милый, – сказала она. – Навестить Томаса Хьюстона?

– Я хожу навестить своего сына, – ответил он.

Она глубоко вздохнула и наклонилась к нему, обвив руками его спину.

Так они просидели довольно долго. Она больше не задавала вопросов, как и он.

Спустя какое-то время она чмокнула его в щеку, слезла с него, встала и направилась в спальню, чтобы одеться.

Когда женщина вернулась, Демарко стоял у окна на кухне и смотрел во двор. Она снова его поцеловала.

– Я оставлю себе футболку, – сказала она ему.

– А я себе что оставлю?

– Меня, – она положила обе руки ему на лицо, притянула его к себе и поцеловала в губы. Постояла так еще чуть-чуть и затем отошла.

– До завтра, любимый, – сказала она и направилась к входной двери.

Несколько мгновений спустя он посмотрел на пустой дверной проем и задумался: «Как она это делает? Как она может так легко отдаваться любви, не задавая вопросов, без сомнений и страха?» Он делал так лишь мимолетный промежуток своей жизни, и это было спонтанно – неожиданный поток любви, который просто невозможно было сдержать. Это крохотное личико, малюсенький мягкий комочек, три с половиной килограмма волшебства.

«И смотри, чем все закончилось», – сказал он себе. Затем он занял себя ненужными делами по дому, пока не пришло время идти на кладбище.

Глава шестая

После того первого воскресенья все следующие утра протекали медленно и расслабленно. Они смотрели кино, гуляли или ездили в торговый центр. Он понял, что днем может выглянуть в окно и сказать: «Пожалуй, мне пора», а она лишь улыбнется, не вставая с кровати или дивана, и ответит: «Хорошо, малыш. Увидимся завтра». И когда он вернется домой в сгущающихся сумерках, все комнаты будут пусты, а ее запах будет преследовать его повсюду, еще одна пустая боль, будто старая огнестрельная рана в его груди.

В такие мгновения его снова окутывала тишина собственного безмолвного дома, пока он пребывал в гостиной, развалившись в кресле. Он закрывал глаза и пытался ни о чем не думать, но это было невозможно. Иногда он вспоминал о днях, проведенных в Панаме, а иногда – о своем детстве на стоянке для трейлеров в Янгстауне. Когда он чувствовал, что в ответ на эти мысли невольно напрягается, то начинал думать о Джейми, прокручивать в голове их предыдущую ночь и ее запах в мягком свете утра.

Он не мог определить точно, чувствовал ли он к Джейми любовь или всего лишь благодарность. Сослуживцем она была первоклассным – умная, проницательная, на нее можно было положиться независимо от трудности поставленной задачи. Но когда она расплетала или распускала волосы по субботам, когда снимала черно-серую униформу, то становилась кем-то другим. Прекрасной, полной любви и волшебной в лунном свете или в мягком розовом сиянии восходящего солнца.

Поэтому он сказал себе, что благодарность – это тоже любовь. Как и та нежность, что он к ней испытывал. И пустота, когда она уходит, и нервное предвкушение снова остаться с ней наедине. И тошнотворный страх, что однажды она передумает, а его рана станет еще глубже и уже никогда не заживет.

Так неизбежно заканчивалась злая шутка вселенной, но он знал, что заслужил это – чувствовать такую любовь и первый раз полюбить в ответ, но так слабо.

Глава седьмая

Той же зимой на юго-западе Кентукки человек по имени Хойл устроился на переднем сиденье своего «Форда Бронко», закинув ноги на пассажирское сиденье, и менял свои обычные черные туфли 44-го размера на пару черных кроссовок «Скейчерс», белую «С» на них он замазал перманентным маркером. Он отрегулировал кресло так, чтобы ему было комфортно садиться в машину и выходить из нее, а тонированные стекла обеспечивали некоторую уединенность.

Была холодная январская ночь, едва ли выше нуля, поэтому под черным пиджаком на Хойле красовался черный шерстяной пуловер с застегнутым воротником. Из-за его веса надевать новую пару обуви всегда было проблематично, а уж тем более сгибаться пополам в передней части автомобиля.

Позади Хойла восседала Розмари Туми, невысокая белокожая женщина в синем спортивном костюме из велюра. Она все смотрела в боковое окно, подмечая любые неестественные огни или какие-то движения в деревьях между их машиной и трейлерами Макгинти. Рядом с ней пристроился высокий афроамериканец Дэвид Висенте, одетый в темно-коричневые вельветовые брюки и серовато-оливковый кардиган. В руках он держал бинокулярные очки ночного видения, которые Хойл заказал онлайн. Все трое возрастом уже точно за восемьдесят. После того, как автомобиль остановился у обочины грунтовой дороги, все разговоры в нем перешли на полушепот.