– У меня дальнозоркость!
Дежурный, хмыкнув, пожал плечами:
– Ну, дело хозяйское... Двигающаяся, неподвижная?
– Ясек, я сейчас
– Понял, не дурак. Двигающаяся... – Ясек лениво переключал кнопки.
Одну поблажку Игорь себе все-таки сделал – руки держал не как положено, по швам – чуть выше пояса, «кошачьей лапой». Глубокий вдох... вместе с выдохом, вместе с кровью по звенящим венам несется алый, алый огонь...
Первую мишень он зевнул. Моргнул, дернулся было – и приопустил вскинутые ладони. Вторую задел по касательной, услышал, как цыкнул Ясек. Зато по третьей попал – и сам изумился: ощущение было незнакомым, огонь прокатился по всем жилам, чуть ли не выталкивая тело на носки. Хлопок взрыва ударил и сквозь наушники, вскинутые руки защитили глаза от вспышки... Белой вспышки.
Кто-то бил его по плечу. Игорь проморгался – перед ним маячил Ясек, разевал беззвучно рот. Он догадался, стянул левый наушник.
– ...лупишь со всей дури! – бушевал Ясек. – Кто ж так делает? Мне же тыловики голову оторвут! Мишень на месяц дадена, а ты ее... на... с защитой вместе!
По дорожке бродил сбежавшийся народ. Впечатлениями обменивался. Игорь снял наушники, сунул их Ясеку и протолкался к мишени. То есть, к
– Вот так-та-ак... – сказали за спиной.
– Черныш, ты у нас теперь кто? Белый маг?
– Все бы так болели... – пробормотал кто-то еле слышно.
– Чем это ты шарахнул, а?
Не знаю. Он подавил желание повторить это вслух. Как и отпереться по-детски: это не я.
Это
Аквариум был огромный. Здесь бы привольно чувствовала себя даже небольшая акула. Он стоял в вестибюле первого этажа, и плавали в нем рыбы всяческих раскрасок и размеров.
Агата никогда не видела колибри, но те точно не красивее здешних аквариумных обитателей. Интересно, а местные рыбки «зовоустойчивы» или она сможет играть и с ними? Агата прижала ладонь к толстому стеклу. Казалось, ее никто не услышал, но она продолжала звать, и минуты через две к стеклу медленно подплыли и уставились на нее несколько разных рыб. И даже водяная черепашка. Как люди выглядят с их стороны? Как какие-то страшные чудовища или тоже красивые? Агата передвинула ладонь. Рыбы, немедленно перестроившись, двинулись следом. Агата пошла вдоль аквариума, ведя рукой по стеклу, – и, словно воздушные шарики на ниточках, с той стороны за ней плыли рыбки.
И водяная черепашка.
– Как ты это делаешь? – звонко спросили у нее за спиной. Вздрогнув, Агата обернулась. Воровато убрала руку – рыбки, с недоумением повисев за стеклом, расплылись в разные стороны по своим рыбьим делам. Димитров стоял, засунув руки в карманы мешковатых штанов, и недоверчиво смотрел на нее. Но задал вопрос не он – мальчик лет восьми рядом с ним, голубоглазый и светленький. Задрав голову, он смотрел так же недоверчиво и даже недовольно.
– Что делаю? – спросила Агата, тяня время. – Я на рыб смотрела. А что, нельзя?
– Славян сказал, ты огненная, а ты, оказывается, еще и водяная? – с какой-то даже претензией спросил мальчик.
– Не знаю я, что он там тебе сказал, – буркнула Агата. – А я никакая. Не огненная, не водяная. И не каменная.
И отстаньте вы все от меня с этими вашими вопросами!
– Это Зигфрид Гауф, – сказал Димитров. – Он у нас главный Водяной.
Агата увидела, с каким подозрением Славян смотрит на аквариум, побоялась, что он добавит свое коронное «был – до тебя», и торопливо спросила:
– А разве таких маленьких берут в интернат?
Водяной насупился:
– Это кто тут маленький? А знаешь, что великий Панов попал сюда, когда ему было всего пять?
Агата представления об этом не имела. Как и ни о каком великом Панове, впрочем.
– А тебе сколько?
– Мне уже восемь!
– А... – сказала Агата, пытаясь спасти положение. – Ну конечно. Восемь. Это меняет дело.
Зигфрид, насупившись, смотрел на нее. Но, видно, решил сменить гнев на милость – заявил хвастливо:
– Вообще-то я – вундеркинд!
А я, наверное, вундеркинд наоборот, уныло подумала Агата. Перестарок.
– Научишь меня это делать?
– Что?
– Ставить рыбок в строй.
Агата моргнула. Как-то подозрительно быстро она обрастает учениками, с которыми не знает, что делать. Димитров, теперь вот этот... Водяной.
– Да я вообще не знаю, как это у меня получается!
Зигфрид покровительственно похлопал ее по плечу – то есть куда дотянулся.
– Не парься! Никто не знает! Каждый это делает по-своему.
Преподаватели явно не понимали, что с ней делать. Поглядывали с недоумением, но хотя бы не устраивали допросов с пристрастием, как Горыновна в первый день. Задавали учить всяческие определения, классификации, теоремы. Так что Агата больше наблюдала, что делают остальные, да листала учебники – и в классе, и в комнате.