Прогулки по линии фронта

Я набрал редакцию. На том конце провода телефонистки обрадовались услышав нас и принялись записывать под диктовку. Но услышав несколько фраз из моего репортажа, какой-то офицер по работе с прессой бросился к столу и нажал рычаг телефона, обрывая связь.

— В чем дело? — спросил я.

— Вы кто? По какому праву звоните? — он вырвал трубку из моих рук.

— Мы журналисты, — я показал удостоверение.

— Откуда? Я вас не видел раньше?

— Был бы в Грозном — увидел бы! — вскипел я.

— А кто вам разрешил посещать Грозный? Это запрещено.

— Дайте телефон, — сказал я с угрозой.

— Не дам! — военный заграбастал аппарат и прижал к груди, — Вы не имели права быть в Грозном, это строжайше запрещено!

Вокруг образовалась толпа из любопытных журналистов. Но в спор никто не вмешивался.

— Дайте телефон. Мне надо позвонить! — настаивал я.

— Не дам, это мой телефон, — протестовал он.

Я развернулся и пошел к выходу. Военный из пресс-службы догнал меня уже в коридоре:

— Что там в Грозном? Как вы там оказались? Кто вас пропустил?

Вот сучара! — подумал я, — хочет узнать о нашей лазейке и прикрыть ее.

— Пошел ты на хуй, военный! — сказал я не оборачиваясь.

Кое-как добрались мы с фотографом Серегой до Моздока. Долго плутали по городу в поисках телефона. Нашли какой-то дом, где располагались офисы и конторы. Ходили по коридорам дергая двери — везде закрыто и ни души. Наконец одна из дверей подалась и мы зашли в кабинет. На нас удивленно уставились четыре пары глаз. Осетин и русский. Вид у нас был ужасный. Грязные, заросшие щетиной. Я извинился за вторжение и попросил позвонить в Москву. Они видимо не оправились от удивления и на всякий случай разрешили.

— Я отдам вам деньги, — сказал я, — Серега засеки сколько я буду разговаривать. Потом подсчитаем.

Они согласно кивнули.

Первым делом я начитал приготовленный текст статьи, потом объяснялся с редактором отдела. Владельцы кабинета внимательно слушали, потом один исчез. Через несколько минут он вернулся с огромными пакетами в руках. К концу моего разговора с Москвой, на столике уже стояли бутылки с водкой и хорошая закуска. Даже шашлык где-то раздобыли.

Я положил трубку. Настроение у меня было самое паршивое. После редактора отдела трубку взял мой друг корреспондент. По-секрету он рассказал мне, что главный редактор не хочет ставить мои статьи. По его данным я пью водку в Моздоке, возле штаба и сочиняю всякую чернуху. Это была правда. Я — пью водку. И никогда этого не скрывал. Тем более от родной редакции. Но пью я с одним «но»… Возле штаба действительно сидело в те дни множество журналистов. Они как и полагается, пили водку. Сочиняли со слов раненых и солдатских матерей статьи. Но только нас с Серегой, среди этих журналистов не было! Мы пили в Грозном.

Я надеялся, что попав в Грозный мы получим полный эксклюзив. Увидим обстановку своими глазами и возьмем информацию из первых рук. Так оно и вышло. Мы сработали лучше всех. Мы были не просто корреспонденты, мы были супер корреспонденты. Мы прошли туда, куда никого из гражданских не пускали. Мы общались с теми офицерами и солдатами, которых генералы из Министерства обороны никогда даже близко не подпустят к микрофонам журналистов. Мы все видели своими глазами, знали обстановку в войсках, знали что делается в городе и куда все катится. У нас были уникальные, страшные фотокадры, а на пленку записано масса интервью. Мы легко могли доказать, что обстановка в Грозном совершенно отличается от официальной пропаганды. Это был настоящий журналистский успех. Тот, которого добивались многие, но получили только мы. И такой пинок от собственного главного редактора! Это было чересчур. Это было нечестно в конце-концов. Более того мой коллега сказал, что прилетавший на пять минут на аэродром «Северный» наш журналист уже описал, как он ездил с генералами по Грозному. Как пули свистели у него над головой. Как он прорывался с подразделениями к своим, и все в таком духе. Даже эксклюзивное интервью с генералами поместил. (Они потом долго плевались и открещивались от них. Утверждая, что ни о чем подобном с этим журналистом не говорили. Тому понятно ничего потом за это не было).

Повесив трубку, я закурил и смотрел в окно. Пытаясь совладать с гневом и успокоиться. Все молчаливо ждали. Наконец я пришел в себя, повернулся и как можно более спокойным голосом представился. Но на лице все равно было написано, что все хреново.

— Вы из Грозного, да? — спросил меня хозяин кабинета Батик.

Я кинвул.

— Ладно говори, что случилось, — сказал Серега-фотограф.

Я выложил все подчистую. Мой напарник пригорюнился. Для наших новых знакомых это было откровением. Они слушали широко открыв глаза: