Прогулки по набережной (СИ)

Наконец, в доме были запертые комнаты, ключей от которых не было. Это тоже удручало, но не слишком, потому что с запертыми дверями-то Эггзи умел разговаривать по душам.

— Но Рокс! Моя единственная отрада в этом доме! — сокрушался Эггзи, протягивая Гарри ложку с овсянкой.

Шел пятый день его новой работы.

Мама не звонила, Эггзи не стал звонить домой сам. Он рассчитывал заявиться с первой зарплатой, как с белым флагом.

— Это было вероломство с ее стороны, — легко согласился Гарри и поморщился: — Горячо.

— Моя мама говорит: «Горячо — подуй», — мудро изрек Эггзи, держа ложку у рта Гарри. Гарри поднял брови:

— Я не буду дуть на кашу.

— Я тоже не буду, — пожал плечами Эггзи. — Не любите погорячее?

— Я начинаю подозревать, что Роксана сбежала от вас, — вздохнул Гарри. Эггзи пожал плечами и отправил ложку себе в рот.

— Нисколько не горячо. Вы что, проснулись с мыслью, что вы принцесса, Гарри? Это, кстати, обалденно вкусная каша, поверить не могу, что говорю это про овсянку. Дороти добавила туда яблок, как я советовал. И, по-моему, корицу.

— В вас умер повар, кроме прочих умерших в вас выдающихся людей, Эггзи?

— Нет, он жив и передает вам привет, — Эггзи зачерпнул еще каши, с тоской думая, что так и научится спускать с рук любой гнилой базар в свой адрес. — У меня есть сестра. Со временем учишься скармливать несъедобную еду под видом вкусной. Очень удобно.

— Поэтому вы едите мой завтрак сам?

Эггзи отложил ложку и подпер подбородок кулаком, разглядывая Гарри. Гарри уставился на него в ответ, сузив глаза. Эггзи вздохнул.

— Вы в настроении.

— Смотря для чего, — сухо ответил Гарри. Эггзи подобрал ложку и предложил Гарри.

— Уже остыло, прошу вас. Слушайте, я никогда не спрашивал вас о планах на день. Мы просто шли по графику, физиотерапевт, мытье слона…

— Мытье слона?

— Да, Гарри, не будьте мелочным. Чем хотите заняться сегодня?

— Выжить было бы недурно, — сварливо отозвался Гарри. — Подайте мне салфетку.

— О, — Эггзи промокнул его губы салфеткой. — Выжить. Даже не знаю. Для чего еще у вас есть настроение? Хотите погулять по набережной? Ресторан? Кино? Парк развлечений?

— Парк развлечений, — уточнил Гарри, подняв брови. Эггзи кивнул и потянулся за яблоком, заскользил ножом по кругу, снимая кожицу. Гарри наблюдал за его действиями.

— Хотите на колесо обозрения? Лондонский Глаз, м? Вы когда-нибудь смотрели на Темзу с верхотуры?

— Не раз, — Гарри впал в странную прострацию — Эггзи уже заметил, у него бывало, — и позволил скормить себе ломтик яблока. — Ничего любопытного, боюсь.

— Как скажете, — Эггзи пожал плечами. Гарри остановил на нем цепкий взгляд, который, Эггзи мог клясться, еще секунду назад был отсутствующим.

— Вы хотели покататься на колесе обозрения.

— Я хотел вывезти вас куда-нибудь и потерять. А что?

— Вы никогда не были на колесе обозрения. А на Тауэрском мосту?

Эггзи попытался заткнуть рот Гарри еще ломтиком яблока, но Гарри уже уперся. Он пристально разглядывал лицо Эггзи, как будто увидел его впервые.

— Вы хотели погулять по Лондону, Эггзи. Не потому, что я этого хотел.

— Вы что, думаете, я никогда этого не делал? — Эггзи помешал остывшую кашу, хмурясь. Гарри наклонил голову:

— У нас с вами два разных Лондона, но это легко поправить. Хотите, я устрою вам экскурсию по своему?

— Я сброшу вас с Лондонского моста, — Эггзи зловеще поиграл бровями.

— Я выживу, — с сожалением покачал головой Гарри. — Там не самая большая высота, вряд ли я разобьюсь насмерть.

— А на верхнем уровне? — Эггзи поднес к его лицу чай, но Гарри увернулся.

— Туда не залезть с коляской.

— А кто сказал «коляска»? — Эггзи лукаво улыбнулся. Гарри закатил глаза и все-таки отпил чай. Он мотнул головой, показывая, что ему хватит, и поспешно заявил:

— Будьте добры, сегодня оксфорды.

У Гарри были руки и ноги опытного бойца. Не то чтобы Эггзи пялился. Он отвык делать это достаточно быстро.

Просто он видел, когда смотрел.

Он знал, что жизнь накладывает отпечаток, пишет историю по телу, хотят люди того, или нет. Он надеялся, что Гарри хотя бы хотел.

Эггзи сгибал и разгибал его неподвижные ноги и руки, мял ступни и голени, ладони и бедра, морщась — твердые, напряженные мышцы словно жили своей жизнью, не слушаясь хозяина, не желая сдаваться. Гарри не управлял своим телом, но его тело не было мертвым. Как будто постоянно было скручено судорогой. Сопротивлялось своей неподвижности, искало контакт с мозгом.

Эггзи насмотрелся на достаточное количество голых мужиков — в учебке, на секции, в тюрьме, — чтобы один вид обнаженного мужского тела вызывал у него неприязнь.

Да его воротило бы, не знай он точно, что Гарри не шевельнется. Странное это было чувство. Все равно что статуе массаж делать.

Но в какие-то моменты ему хотелось, чтобы Гарри реагировал.

Иногда Эггзи, не выдержав, просто щекотал пятки, тыкал пальцем под ребра, дергал за волосы на груди.

Гарри смотрел в потолок, демонстративно молчал.

Иногда Эггзи старательно отводил взгляд от швов и шрамов.

Через неделю он все равно знал их все наизусть, чувствовал под рубашкой, поднимая Гарри с койки и усаживая в кресло. Но глаза отводил.