Прогулки по полю случайностей

Прилив неп'oнятых причин;
подтапливаются устои,
и непростое но пустое –
бороться с этим.

Хоть кричи.

Так повсеместно и всегда.

И пусть.

Поддаться и летать, и

прищурившись, как наблюдатель,
собрать и выбросить все да.

В садах состраивается

одно с другим, как на «Кремоне»

лад звуковой волны в гармонию;
и аватары из WatsApp
являют истинную суть
своих таинственных владельцев,
и некуда от «истин» деться
(чем не причина, чтоб уснуть?).

Мы и они

Когда с фрагментарностью мы пили водку
и спорили хрипло о первоосновах,
реальность работала кукловодом
по нам неосмысленно, жёстко, бессонно,
но мы заполняли разделы системы
людьми в окнах-клеточках, самоубийством,
так как у любой мало-мальской мистерии
в конце предусмотрено насмерть упиться.

Однажды в тайге он набрёл на источник,

на вкус категория пахла растерянной,
а он перечитан, от смыслов истончен,
и, в общем-то, в целом, наверно, просерен;

другой был никто, стал ничто – что такого (?),

все переосвидетельствовывающиеся
любого в любой ипостаси догонят.

А мы с фрагментарностью – данность и шансы.

В дороге

На трассе.

В России.

Туманы.

Светает,

окрасив росу и нирвану цветами
тонов постепенных.

До пола педаль и

не снова, не спето, глаголы не дали.

Летает неясность, неясна дорога,

флирт ауры сна, бледных вязов и кромки,
по вдоль великанов лежит звук мотора.

Локатор ладони на руль – зиждеть, торить.

Одна и та же спустя

Съёжилась спряталась,
будто бы в ракушку,
только вот зря ты,
девочка-бабушка.

Длинноблондинистая,

сзади деточкой, –
с возрастом сдвинулась
бабушка-девочка.

Не заметно

Помазав приклад карабина
в крови,

хорошо улыбнулся,

предзимнее солнце рябило
сквозь грустное облако гнуси,
алмазы льда в мёрзлой рябине,–

без экстрасенсорики как-то

не очень заметно убийцу
в плечах, не могучих, покатых,
стаканчик в руке, чтоб напиться,
в обычном, пустом, небогатом.

Всегда одно

В семнадцать двадцать пять на Павелецкой,
в семнадцать сорок девять в Домодедово,
и в двадцать тридцать восемь в самолёте,
под маковку залившимся мартини.

В восьмидесятых не попасть в Венецию

а в девяностых и к могиле дедовой,
в двухтысячных понять, что всё пропьётся.

Противно.

Неверная предустановка

Какой-то газетный клочок мельтешил
в тугом вихревом, напряжённом,
похожий на тезис, что надо дожить.

Никем никогда не решённый

вопрос в качестве атмосферы создал
бумажке возможность летати.

Пусть предустановлено, что ты звезда,

но вдуматься, с какой стати?

Ли