Прогулки с Андреем Толубеевым. Записки театрального дилетанта

«9 февраля 1972 года.

Басилашвили показывает костюм Фантома – черный плащ, цилиндр, очки, бакенбарды, прикрепленные к цилиндру, «типичный» ревизор – и из жизни, и из сказки.

ТОВСТОНОГОВ

(Данилову). Вы следуете за логикой, а нас интересует поток, это, как рулада на фортепиано, алогизм. Должно быть как заготовленный номер. Сама по себе история нам известна. Рассказывайте все только Добчинскому – мол, видишь, как я все подробно и точно рассказываю, ради бога, не мешай! Во время рассказа мы должны слышать звуки задыхающегося человека. Однообразные и ритмичные.

(Штилю). Ваше падение отменяем, это прерогатива Хлопова. Иначе получается, что у нас все падают в обморок. Оба они садятся на стулья, но усидеть не могут, устремлены друг на друга. Первые слова почти беззвучны, потом почти шепот. Как можно тише, при полном внутреннем напряжении. Оба физически очень слабы, только тогда будет артистично. Сейчас получается надрыв, а они, как мотыльки.

(Лаврову). Слушайте их, на них не глядя, все пытаетесь разобраться в этом бессмысленном бреде. А потом вырвался вопрос: «Кто, какой чиновник?».

(Данилову и Штилю). Фразу: «Чиновник-та, о котором изволили получить нотацию, – ревизор», – скажите вместе. Тут у городничего длительный процесс – оценка. Мучительно хочет постичь их рассказ, слышал что-то страшное, но непонятное, страшное отбросил, но последние аргументы доконали: «Он! и денег не платит, и не едет». Да еще в тарелки заглянул

(Данилову). Где-то у вас пробивается живое, во второй половине сцены, но в целом еще формально.

(Штилю). Каждый взгляд Городничего на Добчинского заставляет его умолкнуть. После рассказа Бобчинский и Добчинский снова объединяются. Это как два боксера после окончания боя.

(Всем). Все, осознав, что произошло, медленно выходят вперед и крестятся – почти скульптурная группа.

Полицейских не двое, а трое. Городничий со всеми тремя говорит, как с одним человеком. Они все на одно лицо, все одинаковы, один подменяет другого, но Городничий этого не замечает.

ТОВСТОНОГОВ

«Пусть каждый возьмет в руки по улице…» – нужно сказать серьезно, раздумчиво. Все задумались – как можно взять в руки по улице? Только в этих оговорках Городничего выражается страх, внешне очень спокойно, даже преувеличенно спокойно. И вместо шляпы надевает футляр не как трюк, а как некое смещение ума. Долго стоит в этом футляре, думая, что это шляпа, никто не смеет этого заметить. Поняв, наконец, свою ошибку, всерьез пугается своего состояния. Тема «сдвинутых мозгов» попадает в общее решение – фантасмагория. Это сложная сцена для Городничего. Все смешалось: коробка вместо шляпы, Держиморда, гарниза, церковь… Надо овладеть сценой ритмически. Внутренняя лихорадочность – помутнение разума.

МАКАРОВА

Сначала было смешно, а потом стало страшно. Действительно, помутнение разума. Начиная с «метлы» стало страшно.

ТОВСТОНОГОВ

Здесь это хорошо. Подготавливает галлюцинации Городничего в гостинице. Этим оправдывается видение ревизора-фантома.

Сцена в гостинице

ТОВСТОНОГОВ

Отношения Хлестакова и Осипа – постоянная взаимная борьба. Зависимость Хлестакова от Осипа огромна, он им руководит.

ЮРСКИЙ

Сцену нужно начинать ударно. Замедленный темп неправомерен.

ТОВСТОНОГОВ

Напротив. Здесь есть право на внешний покой. Украл у хозяина последний табак и наслаждается трубкой.

ЮРСКИЙ

Я чувствую, что с самого начала надо взрывать.

ТОВСТОНОГОВ.

Начните с паузы. Долго сидит, курит, обследует саквояж, в котором держал папиросы, но там пусто, а потом будете иметь право на монологе сразу «взорваться»…