Книга о Белом не претендовала на равное и полное освещение всех сторон и периодов его творчества, о чем Долгополов предупредил читателя в первых же строках. Первая глава (из четырех) «Андрей Белый как художественная личность и явление эпохи» по задаче и углу зрения перекликается с книгой о Блоке – это то, что в наибольшей степени интересовало автора в 1980-е годы. Глава третья о «Петербурге» – обобщение предыдущих исследований – оказалась центральной. Главы вторая «Непонятый пророк (Андрей Белый до “Петербурга”)» и четвертая «Поиски и утраты (Андрей Белый после “Петербурга”)» могут показаться «связками» между анализом личности автора и его главного произведения. Долгополов считал «сиринскую редакцию» романа вершиной творчества Белого, поэтому вопрос о том, как автор пришел к ней, интересовал его куда больше, чем то, что случилось с ним потом. По мнению ученого, позднейшая проза Белого, включая переделанный «Петербург», не только отразила духовный кризис (вспомним статью о Гоголе), но и в литературном отношении была гораздо менее значительна, поэтому он ограничился замечанием: «По необходимости здесь выделены лишь общие линии, характеризующие
В 1988 г. Долгополов защитил в Институте русской литературы докторскую диссертацию на основании монографии о Белом. По его словам, защита была связана с предложением возглавить Блоковскую группу ИРЛИ для работы над полным собранием сочинений Блока (план-проспект которого он рецензировал еще в конце 1976 г.), однако сотрудничество не состоялось. Возможно, этим объясняются резкие высказывания Долгополова в последние годы жизни об ИРЛИ и его сотрудниках, в частности о руководителе Блоковской группы Ю. К. Герасимове, отношения с которым у него в 1960-е годы, судя хотя бы по инскриптам, были дружескими. «Меня отстранили от участия в блоковской группе», – писал он в 1991 г. знакомым в Америку, добавив: «В Москве (люди, занимавшиеся началом века. –
С 1986 г. Долгополов неоднократно посещал Италию и Францию для участия в научных конференциях. Летом 1990 г. он впервые приехал в США (дружеское участие в этом принимала З. О. Юрьева) и выступил на симпозиуме, посвященном столетию Пастернака, в Русской школе Норвичского университета. Одновременно с ним в Русской школе находилась представительная группа литераторов и литературоведов: Фазиль Искандер, Юнна Мориц, Булат Окуджава, Ефим Эткинд, Илья Серман36
. В сентябре-октябре того же года Леонид Константинович по рекомендации В. П. Крейда был приглашенным профессором на русском отделении Айовского университета, получив грант фонда Иды Бим. В архиве сохранилась программа его занятий со студентами:«9.9.90. Вступительная беседа (история и литература в России в период XVIII–ХХ веков).
13.9.90. Возникновение символизма. Его поэтика и принципы преображения действительности.
20.9.90. Творчество Андрея Белого. Роман “Петербург”.
27.9.90. Александр Блок (личность и творчество).
4.10.90. Символизм и акмеизм.
11.10.90. Творчество Анны Ахматовой. Анализ “Поэмы без героя”.
18.10.90. Проблема жанров в литературе ХХ века. “Доктор Живаго” Б. Пастернака.
25.10.90. Заключительная беседа. Литература и революция. Ответы на вопросы и подведение итогов».
В качестве «литературы по общим вопросам» студентам рекомендовались «Истоки и смысл русского коммунизма» Бердяева, «На рубеже веков» Долгополова и «Петербургский период Георгия Иванова» Крейда.