Прогулки с Хальсом

Лисбет вышла из мастерской и почти бегом бросилась вниз. Вот и дождалась праздника! Неужели она сегодня выйдет из дома под руку с мужем, как полагается почтенной даме? Неужели будет раскланиваться с замужними соседками, смело глядя им в глаза?

Лисбет вошла на кухню, слегка запыхавшись, велела Франсине:

— Подавай обед, Франс сейчас спустится. — Не удержалась и похвастала: — А потом мы с ним идем на ярмарку. Кстати, составь список покупок, раз уж мы все равно там будем.

— Хорошо, — сразу отозвалась Франсина с неожиданной кротостью. — Да хозяин и сам отлично знает, что нужно купить. Не в первый раз на ярмарке. Раньше они с покойной госпожой ни одной ярмарки не пропускали: все вместе да вместе…

В последнее время к Франсине неожиданно вернулась прежняя словоохотливость. Теперь она без умолку вспоминала старые добрые времена, когда хозяин с покойной хозяйкой жили как пара голубков. Лисбет слушала служанку стиснув зубы. Она прекрасно понимала, что все эти разговоры ведутся в пику наглой самозванке, захватившей власть, но все равно очень страдала.

— Хорошо, — оборвала она Франсину. — Что было, то было. Накрывай на стол и поменьше рассуждай.

С этими словами Лисбет вышла из кухни, испугавшись своей непривычной резкости. Франсина злорадно ухмыльнулась и начала доставать из шкафа посуду.

Лисбет быстро переоделась в парадное платье, пригладила волосы, повязала под подбородком ленты нового кружевного чепца. Повертелась перед зеркалом, разгладила руками мелкие складочки. Разве можно сравнить красивую, хорошо одетую женщину с этой серой мышкой Джудит Лейстер? Да что, в самом деле, Франс слепой, что ли?

Лисбет сунула в кармашек бумажные листы, собранные в мастерской. «Нужно перед уходом выбросить мусор», — подумала она, вышла из спальни и столкнулась с Дирком. Брат мужа нес в мастерскую рулон холста, высушенный на ярком весеннем солнце.

— Поторопи Франса, — попросила Лисбет. — Ярмарка открылась рано утром, к вечеру товар могут разобрать и цены вырастут.

— Хорошо, — отозвался Дирк на ходу. — Что он делает?

— Пишет письмо.

Дирк неожиданно споткнулся на ровном месте:

— Письмо? Кому он пишет?

Лисбет пожала плечами, радуясь завязавшейся беседе. Достала из кармашка бумажный обрывок, показала Дирку, шепотом попросила:

— Прочти.

Дирк положил рулон на ступеньку, отряхнул руки. Взял скомканный клочок, разгладил его и прочитал:

— Уважаемый сеньор!

Он замолчал.

— Ну-ну, — поторопила Лисбет. — Читай дальше!

— Больше ничего не написано, — глухо ответил Дирк. Его брови сурово сошлись у переносицы, глаза неотрывно смотрели на бумагу с одной-единственной написанной строчкой.

Лисбет покопалась в кармашке, достала еще один обрывок, протянула брату мужа.

— А здесь что написано?

— Почтенный дон, — отозвался Дирк, бросив на бумагу короткий взгляд.

— И все?

Дирк кивнул. Разочарованная Лисбет забрала у него скомканные клочки и сунула обратно в кармашек.

— Сколько бумаги перевел, — посетовала она. — Спрашивается, зачем?

Дирк молча поднял холст и пошел наверх.

— Я жду Франса! — громко напомнила Лисбет, но расстроенный Дирк снова ничего не ответил.

Он давно подозревал, что Франс пытается написать письмо испанскому художнику, с которым дружит Ян Стен. Иногда Дирк поднимал с пола клочки бумаги, на которых были написаны всего два слова — те же, что он прочитал сейчас. То ли Франс не знал, как обратиться к испанцу, то ли в последний момент его останавливала нечистая совесть. «Почтенный дон»! «Уважаемый сеньор»! Да разве так обращаются к врагу? К подданному страны, с которой Нидерланды ведут войну? Дирк давно смирился с тем, что брат восхищается испанским живописцем, но его терзала тревога. Если в городе узнают, что Франс вступил в переписку с проклятым испанцем, кем бы он ни был — художником, солдатом, купцом, ученым, — его ждет всеобщее осуждение. Разве можно рисковать своим будущим и будущим своих детей? Живописец Франс Хальс тяжелым трудом добился звания лучшего художника города, а может, и всей Голландии. Многие знатные и богатые люди мечтают о том, чтобы Франс написал их портреты. А сколько ему платят? Даже страшно сказать! Франс может написать одну картину и целый год жить припеваючи! Только он все равно трудится день и ночь как каторжный. Конечно, брат не отказывает себе в маленьких удовольствиях, но Дирк точно знает: главное для Франса его работа. Все остальное почти не имеет значения.

Дирк вошел в мастерскую, и Франс тут же накрыл исписанный лист стопкой чистой бумаги.

— Можешь не прятать, — устало сказал Дирк, бросая рулон в угол. — Я знаю, что ты пишешь письмо в Испанию.

— Холст хорошо просушился? — спросил Франс, словно не расслышав последних слов.

Дирк подошел к брату и заглянул ему в глаза:

— Умоляю, будь осторожен! Если в Харлеме узнают…

— Я не хочу об этом говорить, — перебил Франс, вставая из-за стола. — Прошу тебя, Дирк, сделай доброе дело. Лисбет мечтает пойти на ярмарку, а у меня есть кое-какие дела в городе. Составь ей компанию, хорошо? Я уйду незаметно.

Дирк вздохнул.

— Поступай как знаешь. Только она ведь ждет тебя, а не меня…