Проигравший из-за любви

— Моя дорогая, нет ничего плохого в том, чтобы купить не совсем новую вещь, если знать, где и как это делать, — ответила миссис Гарнер нравоучительно. — Но после твоей щедрости мне было бы трудно не послушаться твоего мнения. Вещи будут новыми и красивыми.

После этого, когда звезды уже сверкали над вершинами домов Кэмбервелла, Лу и ее отец прошли одни в маленький садик и там откровенно поговорили.

Джарред рассказал своей дочери, что ради нее, такой милой и прекрасной, он намеревается приложить немало усилий, чтобы стать лучше в будущем. Она поцеловала его нежно, глубоко тронутая его словами, и сказала:

— Это хорошо, дорогой отец, это ведь успокоит твою совесть.

— Ах, моя дорогая, я умудрился так долго жить, не слыша голос совести. Если я когда-либо чувствовал себя не очень хорошо из-за того, что жизнь идет как-то не так, то все мои неприятности проходили после стаканчика джина. Но сейчас, по мере того, как я становлюсь все старше и вижу в тебе леди, вышедшую замуж за богатого человека, я начинаю чувствовать, что неплохо бы начать жить правильно, я вижу, что было очень много дурных вещей сделано на Войси-стрит, о которых даже не хочется вспоминать и которые не очень-то хорошо согласуются с моральными принципами, присущими настоящему джентльмену. И я намерен изменить все к лучшему в будущем, Лу, и жить тихонько в своем уединенном маленьком домике, реставрировать картины и скрипки и честно зарабатывать на жизнь. Конечно, ради нашей старушки, ведь моя жизнь и здоровье не очень хороши, я бы не отказался от тех трех сотен, которые твой муж так щедро обещает выплачивать вам.

— Нет, отец, — ответила Лу тепло. Излишнее великодушие мистера Гарнера взволновало ее. — Я так же буду помогать тебе своими карманными деньгами, Уолтер дает их мне гораздо больше, чем я могу потратить, на любые капризы.

Экипаж Луизы стоял у двери, и она была уже готова сказать «до свидания», когда миссис Гарнер позволила снизойти на себя приступу меланхолии, которая была ее обычным состоянием и из которого ее с трудом можно было вернуть к радостному состоянию духа.

— Ах, Лу, ты счастливая, женщина и можешь быть благодарной! Та бедная молодая женщина, о которой рассказывал твой муж, рисуя Ламию, переживает сейчас трудные времена.

Луиза взглянула на нее озадаченно.

— Ты имеешь в виду мисс Чемни; то есть миссис Олливент?

— Да, моя дорогая. Доктор Олливент смертельно болен.

— Где ты это слышала, мама? — спросил Джарред отрывисто.

— Случайно, на Войси-стрит, перед тем, как мы уехали.

— Кто бы это мог говорить о нем там? — спросил недоверчиво Джарред.

— Я не могу точно вспомнить это, — ответила как ни в чем ни бывало миссис Гарнер, — но я думаю, что это был кто-то, из студентов-медиков из Мидлсекса. Они часто заходят в «Королевскую голову», чтобы съесть сэндвичи и выпить стакан-другой вина.

— Возможно, и так, — ответил Джарред несколько взволнованно. — Значит, он болен? Ты не слышала, в чем причина?

— Я думаю, что они имели в виду какую-то лихорадку.

— Бедная девушка! — сказала Лу, думая о молодой женщине, у которой она, Лу, увела первого возлюбленного. Было трудно осознавать, что ее соперница сейчас переживает трудные времена, а перед ней раскинулись яркие, чистые горизонты.

«Но у меня был свой час страха и скорби», — подумала Лу, вспоминая летние дни в Лидлкомбе, когда ее любимый лежал, погруженный в бессознательность, и никто не мог сказать, как близко он находится к гибели.

Глава 41

Горькими были те осенние дни в доме Доктора Олливента, медленно они текли, каждый час был связан с мучениями тела и души. Больной находился в той степени изнеможения, когда на него было совсем трудно смотреть, милосерднее было бы позволить ему уйти в царство смерти, милосерднее было бы выпустить измученную душу из этого бренного тела, у которого не было сил даже для страданий. И возможно в эти печальные дни самой страшной пыткой для Флоры было наблюдать за тем, как больного мучат постоянно меняющимися лекарствами, которые прописывали доктора. Он лежал весь в припарках и компрессах, все таблетки, казалось, не имеют никакого эффекта, кроме раздражения, вызываемого у доктора Олливента, он стонал и лишь просил оставить его одного.

Ни разу за это тревожное время миссис Олливент не попрекнула невестку ни одним словом. Но выражения своих глаз она не смогла скрыть, а в них можно было прочесть один и тот же вопрос: «Почему ты позволила произойти всему этому? Почему, если ты так сильно любила его, держалась от него в таком отдалении?»