Происхождение альтруизма и добродетели. От инстинктов к сотрудничеству

Никто не говорит, что так жили все наши предки. Одна из характерных черт человека — его способность приспосабливаться к местным условиям. А парагвайский тропический лес отличается от африканской саванны или австралийской пустыни так же, как от европейских степей ледникового периода. Впрочем, Хилла, Каплана, Хуртадо и Хоукс интересовало другое: как эти не занимавшиеся сельским хозяйством люди решали общечеловеческую проблему разделения охотничьих трофеев? Исследователи не утверждали, что решение окажется универсальным — оно должно было объяснить поведение только конкретного племени.

Как ни странно, гуаяки — убежденные эгалитаристы. Хотя, вернувшись в поселение, они обычно оставляют пищу исключительно для членов своих семей, в двухдневных охотничьих путешествиях по лесу они делятся добычей не только с родственниками. Мужчина, раздающий куски мяса, как правило, не сам убил животное. Охотник, вернувшийся из леса с пустыми руками, тоже принимает участие в пиршестве. Три четверти того, что съедает любой человек, добыто соплеменником, не входящим в его семью. Впрочем, такая щедрость обычно ограничивается мясом. Растительной пищей и личинками насекомых вне нуклеарной семьи не делятся.

Похожая щедрость наблюдается и в племени йора (Перу). На рыбалке все делятся со всеми, в лагере — только внутри семьи. И почти всегда мяса дают больше, чем овощей. Так, если рыбой, обезьянами, аллигаторами и черепахами делятся, то бананы прячут в лесу, пока они не созреют, иначе их живо умыкнут соседи⁹¹.

Откуда такое различие? Что такого особенного в мясе, почему им должны делиться больше, чем фруктами?

По мнению Каплан, существует два правдоподобных объяснения. Согласно первому, мясо добывают сообща. Обезьян, оленей и пекари гуаяки ловят в ходе группового преследования. Даже броненосцев — и тех добывают отнюдь не в одиночку: как правило, один мужчина помогает другому вытаскивать их из норы. Аналогичным образом обстоят дела у йора: человек, ведущий каноэ по реке, для рыбалки необходим, но сам ничего не ловит, а значит, совершенно логично, что другие отдадут ему часть улова. Как львы, волки, дикие собаки или гиены, люди охотятся коллективно. Успех каждого охотника в данном случае зависит от действий других. Следовательно, он просто не может позволить себе не поделиться с ними добычей. В отличие от львов, люди более гибкие, что обусловлено особым разделением труда. Допустим, один отлично умеет закалывать рыбу копьем или выкапывать броненосцев — на этом он и специализируется. Параллельно прочим его соплеменникам отведены иные роли.

Обычно считается, что именно разделение труда и делает людей столь уникальными.

Впрочем, существует и другое объяснение нашей склонности делиться мясом больше, чем овощами. Оно олицетворяет удачу. Почему мужчина явился в лагерь с двумя броненосцами или крупным пекари? Ему просто-напросто повезло. Возможно, он был ловок, но даже самый искусный охотник нуждается в везении. В ходе любой отдельно взятой охоты 40 % мужчин из племени гуаяки не удается убить ни одно животное. С другой стороны, если женщина принесла из леса слишком мало сердцевины пальмы, то дело тут вовсе не в невезении, а в лени. Иными словами, успех собирателя и охотника зависит от удачи в разной степени. Если это так, то практика делиться пищей подразумевает распределение не только добычи, но и риска. Если бы мужчина полагался исключительно на собственные ресурсы, он то оставался бы голодным, то добывал бы больше мяса, чем мог съесть. Если же он делится им с другими и ожидает, что те в ответ поделятся с ним, то вполне уверен, что мясо у него будет каждый день. Таким образом, подобная практика представляет собой разновидность реципрокности, при которой один человек обменивает улыбнувшуюся ему удачу на страховку от будущего невезения. Точно так же поступают и летучие мыши-вампиры, одаривающие своих соседей каплями выпитой ими крови, и трейдеры, обменивающие обязательства с фиксированной процентной ставкой на обязательства с плавающей.