Происхождение альтруизма и добродетели. От инстинктов к сотрудничеству

Различие между гнездовьями большеногов, плотинами бобров, деревьями райских птиц и деревьями для каноэ с одной стороны и мамонтами, тапирами или сельдью с другой в том, что первые не перемещаются. В этом случае права собственности легко доказать, обозначить и отстаивать. Что мешало нашим предкам рационально эксплуатировать популяцию мамонтов и оленей-вапити, так это невозможность оперировать правами собственности на диких животных. Они не обязательно должны были быть индивидуальными — могли быть и общинными. Но они являлись ключом к экологической добродетели²²⁰.

Запрет на накопительство

То же справедливо и в отношении загрязнения и охраны окружающей среды в современных западных экономиках. Компании, так или иначе загрязняющие окружающую среду, обожают правительственное регулирование, ибо оно не только защищает их от гражданских исков, но и препятствует появлению в бизнесе новичков. Экологические правила, прописанные в законах о собственности, приводят их в ужас:

«В совокупности права владельцев прибрежных участков и собственников-природопользователей позволили людям охранять и восстанавливать чистоту почвы, воздуха и воды. Для правительств, судя по всему, это оказалось слишком, ибо они усердно стараются подорвать те права собственности, которые обеспечивают охрану окружающей среды»²²¹.

Частная собственность, как правило — друг охраны природы, государственная регуляция — враг. Подобный вывод возмущает экологов, которые почти единогласно обвиняют в ущербе окружающей среде западные традиции частной собственности и алчности. В качестве решения рекомендуется правительственное вмешательство. Полагаю, объяснение просто. Частная или общинная собственность представляет собой логическую (но не инстинктивную) реакцию на потенциальную трагедию общин.

Вместо этого человек обладает инстинктом, который особенно ярко выражен у охотников-собирателей, но который присутствует и в современном обществе — я имею в виду инстинкт, восстающей против любой формы накопительства. Скопидомничать запрещено, делиться обязательно. У эскимосов, например, любого, кого заподозрят в нежелании поделиться даже последней сигаретой, стыдят до тех пор, пока он не исправится. Такое табу на накопительство лежит в корне общего неодобрения частной собственности. Наполеоновский кодекс и индийские законы о разделе наследства между многими наследниками — часть этой традиции. «Собственность, — говорил французский анархист Пьер-Жозеф Прудон, — это кража».

Антинакопительский инстинкт является одной из сторон чуть ли не навязчивого эгалитаризма человека, в особенности охотника-собирателя. Антропологи не устают удивляться тому, что племенные народы преуменьшают ценность подарков и насмехаются над добычей своих соплеменников. Как замечает Элизабет Кэшдан в своем описании племени кунг, «если человек не преуменьшает свои достижения и не говорит о них несерьезно, его друзья и родственники не преминут это сделать за него… Если человек не проявляет должной щедрости, ему напомнят о необходимости делиться выклянчиванием подарков»²²².