Происхождение фашизма

Тем временем фашисты изо всех сил старались продемонстрировать благожелателям в верхах свою активность и боеспособность. Пользуясь попустительством, а то и прямой поддержкой властей, фашистские скуадры терроризировали страну. Они громили помещения рабочих партийных и профсоюзных организаций, редакции газет, кооперативы, квартиры неугодных политических деятелей, в том числе не только коммунистов и социалистов, но и католиков. В частности, погром был учинен в доме левокатолического парламентария Г. Мильоли. На транспорте, предоставляемом властями, фашисты совершали карательные экспедиции не только против селений, но и против крупных городов. Особого размаха террор достиг в провинциях Эмилия и Романья, где позиции левых были сильны и в городах, и в деревнях. О том, что при желании властям не стоило бы большого труда подавить фашистский террор, свидетельствовал эпизод в Сарцане близ Генуи 21 июля 1921 г. Колонна из 500 сквадристов во главе с А. Думини, который войдет в историю как убийца депутата-социалиста Д. Маттеотти, по пути в Каррару заняла станцию Сарцана. Но там находились восемь полицейских и три солдата под командой капитана. Думини вступил с ним в переговоры. Сквадристам, привыкшим к содействию властей, надоело ждать исхода переговоров. Они окружили маленький отряд и стали шуметь, что пора покончить с болтовней. Тогда разозленные представители власти взяли ружья на изготовку. Из фашистских рядов раздался револьверный выстрел. Ответом стал ружейный залп. Несколько убитых и раненых фашистов осталось на земле, остальные обратились в бегство. Инцидент в Сарцане явился уникальным событием, явным исключением из общего правила, как и поведение болонского префекта Ч. Мори, пытавшегося усмирить фашистов. Не случайно Мори вскоре лишился должности.

Как явление общенационального масштаба, фашизм формируется в рамках политической стратегии буржуазии.

Если землевладельцы Паданской долины и часть промышленников использовали фашистов как ландскнехтов для расправы с крестьянами и рабочими, то даже умеренные группировки пошли на вовлечение фашистов в партийно-политическую структуру правящего лагеря. Джолитти, например, рассчитывал «приручить» фашистов и с их помощью «образумить» социалистическую партию. Он был в то время твердо уверен в том, что ему удастся сохранить контроль над ситуацией. (Только в 1924 г. он голосовал против доверия режиму чернорубашечников.) Даже представитель леволиберального крыла Ф. Нитти, предпринимавший немало усилий в духе либерально-реформистского курса, в конечном счете склонился к мысли о необходимости включения фашистов в правительственную коалицию. Летом 1922 г. он вел переговоры с Муссолини, нащупывая конкретные условия для подобного варианта.

Конечно, позиции различных либеральных группировок были при этом неодинаковы. Для Нитти дело шло о политическом эксперименте. Чтобы обеспечить его осуществление, нужно дать фашистам значительную свободу.

Этот взгляд на вещи сохраняется у Нитти и после того, как Муссолини пришел к власти. Весной 1923 г. либеральный политик подробно излагал свою точку зрения: «Необходимо, чтобы фашистский эксперимент совершался без помех: никакой оппозиции с нашей стороны… Если эксперимент не удастся, никто не сможет сказать, что в этом повинны мы или хотя бы что мы чинили препятствия. Если же он удастся, все должно будет вернуться к нормальному порядку вещей и к конституции, а это единственное, чего я желаю и в чем фашисты могут сослужить нам службу»^{202}. Суть этих замыслов, как справедливо отмечает П. Алатри, сводится к следующему: «Фашисты должны были, по существу, вытащить каштаны из огня, т. е. раздавить социализм, а затем передать «очищенное» таким путем государство святошам либерализма и демократии»^{203}. Мавр сделает свое дело и уйдет, полагали Нитти и его единомышленники.

Планы Джолитти были выдержаны в духе довоенного трансформизма. Умудренный прошлым опытом политик рассчитывал, что в рамках широкой коалиции удастся сгладить острые углы политической практики и идеологии фашистов, «нормализовать» фашизм, введя его в определенные конституционно-парламентские рамки как ценное к ним дополнение. Фашистский экстремизм должен был стать «живительным импульсом», освежающей струей для одряхлевшего либерализма. Безусловно, Муссолини не столь уже приятный партнер, но ведь в прошлом каток трансформизма укатывал и правых и левых. На это и надеялся престарелый политик, явно недооценивая, как и Нитти, динамику фашизма.