Происхождение и юные годы Адольфа Гитлера

С учетом неизвестности того, сколько же было потрачено за последние два года болезни Клары, оставшаяся ее сыну сумма всех легальных накоплений лежала в широких ориентировочных пределах — от четырех с половиной тысяч крон минимум (считая, что непосредственно от матери Адольфу ничего не досталось!) и до почти пятнадцати тысяч крон максимум!

Понятно, что все это не имеет никакого отношения к исчисленным оценкам в 80-100 крон в месяц, полученным Етцингером и по сей день воспринимаемым всерьез всеми биографами Гитлера!

Да в первые месяцы пребывания в Вене Гитлер мог тратить в пять или даже в десять раз больше — и не обеднеть окончательно!

Заметим при этом, что прожиточный минимум находился тогда на уровне нескольких десятков крон в месяц, и если и превышал начисляемую «сиротскую пенсию», то ненамного; например на оплату жилья, снимаемого Гитлером, уходило лишь порядка 10 крон в месяц![780]

Все это явилось добротным результатом всей политики Гитлера в отношении получения наследств, упорно проводимой им в предшествующие годы. Только этих сумм, даже не считая нелегальных средств, должно было бы с лихвой хватить Гитлеру до самого начала Первой Мировой войны, чего он, конечно, не мог еще знать сам, уезжая в Вену.

Отметим, что все эти легальные суммы практически полезно могли были быть израсходованы лишь до конца Первой Мировой войны, точнее — до снижения накала революционных потрясений в 1920 году, потому что все оставшиеся после того финансы были съедены нараставшей инфляцией. Позднее Гитлер мог с чистым сердцем начисто отрицать наличие у себя каких-либо капиталов, не опасаясь того, что они могут быть обнаружены налоговыми службами при возможных официальных расследованиях — их действительно фактически не было и не могло быть.

Колоссальным счастьем для него должно было оказаться то, что он не успел обратить в законно имевшие хождение деньги значительную часть доставшегося ему клада Иоганна Непомука — иначе потерял бы и ее!

Тем более непонятными становятся истории, когда он действительно оказывался в бедственном положении значительно ранее не только конца, но и начала Первой Мировой войны!..

Остается при этом порадоваться за Иоганну-младшую: ее-то Гитлер, по крайней мере, не убивал!

Вот только интересно, а чья же это заслуга: не самой ли горбатой тетушки, вовремя все сообразившей и выкупившей свою жизнь у племянника?

Но задавшись такой гипотезой почти всерьез, приходится спросить: когда же именно Адольф Гитлер получил от нее ее деньги (точная дата расписки нам не известна)?

Почему же притом Иоганна, если она действительно что-то подозревала, не приняла никаких мер по спасению своей сестры Клары и вовсе отсутствовала в семейной квартире ко времени ее смерти?

И вообще почему не Адольф, которого тетушка могла подозревать в преступлениях, а следовательно — и шантажировать его этим, а сама тетушка выглядит во всей данной истории типичной жертвой шантажа?

Ведь вовсе не принято было делиться наследством с наследниками задолго до своей смерти — и ведь 44-летняя в 1907 году Иоганна никак не должна была собираться умирать в скорейшем времени! И заемом эти деньги никак нельзя посчитать: Гитлер явно не собирался возвращать эти деньги, а она — требовать их назад!

Задавшись подобными вопросами и попытавшись ответить на них, мы и получаем возможность прояснить некоторые таинственные события, происшедшие отчасти еще до рождения Адольфа Гитлера.

Начнем с повторения скупых подробностей, известных нам о жизни Иоганны-Пёльцль-младшей.

Она родилась в 1863 году в Шпитале и была младше своей сестры Клары на три года.

В детстве с Иоганной произошло какое-то несчастье, в результате которого она оказалась горбатой. Такое случается обычно в перид интенсивного роста детей в результате тяжелых травм позвоночника. Типичные несчастные случаи подобного рода с детьми — падение с лестницы, с дерева, попадание под повозку и т. д. Что произошло в данном случае — нам совершенно неизвестно. Но если в данном несчастном случае была хоть какая-то доля злого умысла или преступной неосторожности взрослых, то мы без труда можем указать на самого жестокого и коварного человека в тогдашнем окружении данного ребенка: это, конечно же, все тот же Иоганн Непомук!

Причем сам пострадавший ребенок мог по малости лет не понять и не запомнить этой вины взрослых, но более зрелым свидетелям это могло быть более понятно.

Клара (и это является совершенно ничем не обоснованным предположением с нашей стороны) вполне могла быть таким свидетелем. Она могла быть даже единственным свидетелем данного несчастного случая, не сообщивщим никаких подробностей взрослым — под угрозой деда или просто опасаясь его.

Но и такое предположение вовсе не обязательно: Клара могла просто слышать разговоры взрослых на эту тему, которые не говорились при пострадавшем ребенке. Вина конкретного подозреваемого взрослого наверняка была не вопиющей (как и все прочее, что совершалось им в сфере убийств и провокаций), и подобными разговорами дело, очевидно, и ограничилось.