Происхождение и юные годы Адольфа Гитлера

Слуг не допрашивали о деталях их впечатлений и наблюдений — и не сравнивали хронометраж и последовательность этих деталей; а ведь это могло выявить перемещение «призрака» по квартире и его выход к машине!

Все было шито-крыто, хотя, очевидно, это было вовсе не идеальное убийство, и раскрытие его не должно было бы составить особых трудностей для полиции. Но, увы: с начальством не поспоришь!

Ничего демонического, на наш взгляд, во всем изложенном нет: просто грамотная, профессиональная работа, безукоризненно рассчитанная психологически и почти идеально осуществленная! Несомненно, однако, что ее исполнение потребовало колоссальной концентрации воли, чувств и физических сил убийцы!

Стандартный же вопрос применительно к нашему главному герою о том, было ли все это целесообразно для него или нет, мы обсудим ниже.

Гитлера можно считать профессиональным убийцей потому, что методы, применяемые им, были высокопрофессиональными и идеально продуманными. Но сам он не был законченным убийцей-исполнителем — прирожденным или полностью воспитанным. Он не обладал подходящей для этого конституцией нервной и психической системы. Возбудимость и развитость его воображения вовсе не способствовали легкости совершения им убийств — они требовали от него колоссального расхода нервной и психической энергии.

Депрессия после смерти Гели, интерпретированная окружающими как проявление его неподдельного горя, пришлась весьма кстати — и оправдала в их глазах полнейший упадок сил, затраченных им на выполнение этой сложнейшей операции.

У Гитлера вообще не было склонности к непосредственному свершению убийств: ведь все отравления, описанные выше, по самой своей технике обеспечивают определенный разрыв между действиями убийцы и непосредственной смертью жертвы; к тому же такие убийства не сопровождаются кровотечениями! Характерно профессиональное солдатское поведение Гитлера на войне: поначалу он был санитаром — и нагляделся на вид крови, совершенно очевидно не испытывая при этом никаких удовольствий; затем стал посыльным при штабе.

Это вовсе не безопасные занятия, и они не свидетельствуют об отсутствии у него личного мужества; его Железные кресты — бесспорное свидетельство его заслуг. Но он, очевидно, вовсе не стремился убивать на войне — и даже, возможно, вообще не убил там ни одного человека.

Поначалу, вероятно, ему в этом повезло. А может быть, как раз в начале-то он кого-нибудь и убил — и также не испытал при этом никаких положительных эмоций. А вот потом, будучи на положении фронтовика-ветерана, он уже заведомо имел значительные степени свободы в выборе своих занятий — и, повторяем, вовсе не стремился к кровавым убийствам. Это-то и чувствовали позднее такие хладнокровные и уверенные в себе убийцы, как Геринг или Рем.

Этот текст нисколько не должен рассматриваться как оценка моральных качеств Гитлера. Просто у каждого убийства — разные составляющие. Интеллектуальная часть, сводящаяся к замысливанию, планированию и организации убийства, и была истинным призванием Гитлера, унаследованным от множества его предков и закрепленным воспитанием и самовоспитанием, полученными им в детстве, от этого-то он и получал несомненное удовольствие, а вот физический процесс самого убийства — это был вовсе не его конек!

«Лишь однажды, 9 августа 1921 г., он ударил политического противника. Он ни разу не присутствовал при убийстве или казни, если не считать его пребывания на фронте с 1914 по 1918 г.»[891]

Убивать ему самому — это было все равно что, как говорится, забивать гвозди микроскопом!

В конечном итоге жизнь и карьера Гитлера-убийцы сложились почти идеально: встав во главе Германии, он только продумывал затем убийства и старался очень взвешенно и подспудно отдавать распоряжения на их исполнение, а осуществляли это уже другие, более подходящие персонажи. При такой рациональной системе разделения труда и при таких ревностных исполнителях все они вместе и наработали миллионы уничтоженных людей — выдающийся показатель, близкий к рекордным!

Но все это сорганизовалось не сразу, а убийства, физически совершенные им самим, вызывали у него изрядный душевный дискомфорт.

Зигмунд правильно отметила, что отвращение Гитлера к пьянству, мясной пище и курению проявлялись у него еще до гибели Гели — это и не случайно, и, в его случае, вполне естественно.