Происхождение и юные годы Адольфа Гитлера

Позитивное в целом отношение к местным крестьянам должно было стать определенной традицией, поддерживаемой церковными иерархами — и вполне могло сохраняться вплоть до времен непосредственных предков Гитлера, включая его собственного отца. Хотя к этим временам боевое содружество духовенства с крестьянами должно было уйти в безвозвратное прошлое, а поведение этих последних должно было претерпеть естественную эволюцию, уводящую их ото всякой благостности поступков.

Махно и его ближайшие соратники, например, были поначалу вовсе не уголовными преступниками, а политическими экстремистами — накипью 1905 года, боровшимися тогда против царских властей, а позднее, в 1918 году — против немецкой оккупации, но еще позже, завоевав массовую поддержку сельского населения, оказались знаменем обыкновенных бандитов, грабивших всех пришлых без разбору — как бы ни оскорбило такое наше заявление современных приверженцев российского анархизма и Махновщины!

Подобную же эволюцию испытывало и массовое революционное движение по всей России, начиная с 1905 года. Нам уже случалось об этом писать: «Легкость применения оружия открыла многим и истину, хорошо известную гангстерам всех времен и народов: оружие — это еще и инструмент скорейшего обогащения. Постепенно не столько убийства сами по себе, а именно экспроприация денег и ценностей становилась основной задачей вооруженных революционеров. Причем добыча средств для революционной деятельности во все большей степени сопровождалась прилипанием награбленного к рукам непосредственных добытчиков. Революционная борьба, таким образом, вырождалась в организованный бандитизм.

Это было понятно всем и обернулось моральным крахом революционного движения, заставив отвернуться от него абсолютное большинство прежних приверженцев. В 1909–1911 годах революционное подполье практически прекратило свое существование.

Руководство всех революционных партий разрывалось между необходимостью морального осуждения бандитизма и выгодой получения своей доли от грабителей. Сначала на темную сторону экспроприации закрывали глаза, потом осуждали ее на словах, не отказываясь от денег, поступавших в партийные кассы, и, наконец, сделали хорошую мину при плохой игре, полностью запретив экспроприации тогда, когда последние неугомонные экспроприаторы были перестреляны, перевешаны или засажены на каторгу.

Ходила молва о том, как выпущенные с каторги Февральской революцией партийные боевики (эсеры, большевики, максималисты, анархисты и прочие) приобретали в провинции в 1917 году дома, магазины, земельные участки. Все это, разумеется, было конфисковано в 1918 году и позже; поистине — экспроприация экспроприаторов!»[267]

Разумеется, сходная ситуация, как мы это уже неоднократно повторяли, должна была приводить и к сходным стратегиям поведения: предки Гитлера в данном партизанском крае должны были постепенно превращаться из скромных борцов невидимого политического и религиозного фронта в обыкновенных грабителей, а их духовные наставники должны были совершать такую же идейную эволюцию, как и российские революционные вожди в 1905–1911 годах! Ведь и католические священники должны были получать свою долю от грабительской добычи — хотя бы в виде традиционной десятины, церковного налога, да и богатеющие разбойники должны были от души делиться пожертвованиями в пользу своих духовных наставников!