Избыточность, разумеется, есть и в языке — она служит основой его изменений в ходе истории68
. Языковая избыточность весьма велика, но все же гораздо меньше информационной избыточности мира — для наглядности можно сравнить по объему файл с какой-нибудь фотографией и текстовый файл с ее (даже очень подробным) описанием (и это при том, что фотография, будучи двумерной, заведомо не передает всей информации о соответствующем фрагменте окружающей действительности).Напротив, интонационное оформление текста, с которым работает правое полушарие, чрезвычайно богато. Один и тот же текст (даже сакраментальное
Нейронные структуры, расположенные около сильвие-вой борозды, участвуют в распознавании минимальных фонетических единиц, от них сигнал поступает в несколько более отдаленные, которые анализируют более крупные отрезки речи, и так далее, — чем дальше отстоит участок мозга от непосредственного приемника сигналов, чем больше времени идет к нему нейронный сигнал, тем большего объема языковые единства он будет анализировать, вплоть до текста в целом69
.Исследования показывают, что мозг не делится на “логические модули” — скорее, его структура ситуативна: так, например, в префронтальной коре на двух соседних участках расположен центр, управляющий движением глаза, и центр, управляющий вниманием глаза70
; у макак приблизительно одно и то же поле “ведает” зрительным распознаванием мелких объектов, движущихся около лица, и регистрирует прикосновения к лицу71. Возможно, именно о таком устройстве мышления свидетельствуют наблюдения А.Р. Лурии. В ходе своих экспедиций в Узбекистан и Киргизию он выяснил, что люди, не получившие школьного образования, предпочитают группировать предметы (при выполнении заданий типа “что лишнее?”) не теоретически, как входящие в некоторый класс, а практически, как “подходящие для определенной цели”72. Например, топор им оказывается проще объединить не с лопатой (“инструменты”), а с поленом (ситуация “рубить дрова”). Точно так же — “не в общую отвлеченную категорию, а в общую наглядную ситуацию” — объединяют предметы и дети-дошкольники73.Как отмечает американский нейрофизиолог Уильям Кэлвин, в коре больших полушарий связаны между собой самые разные стороны восприятия одного и того же объекта: его внешний вид, запах и вкус (если он их имеет), звуки, называющие этот объект, звуки, производимые этим объектом (если он производит звуки), ощущение этого объекта в руке (если его можно взять в руку), представление о манипуляциях с ним и т. д., — словом, все то, что позволяет нам, видя (слыша, обоняя, осязая) этот объект, понимать, чего от него можно ожидать, что с ним можно (или даже нужно) делать, а чего нельзя74
. В хранение наших знаний о различных объектах оказываются вовлечены те отделы мозга, которые регулируют связанное с этими объектами поведение: например, в распознавании инструментов участвует премоторная кора, которая управляет рабочими движениями, а “при категоризации и назывании изображений животных, напротив, активируются прежде всего затылочно-височные области, ответственные за сложные формы зрительной обработки и восприятие движения”75.Имеющаяся в мозге связь “всего со всем” позволяет нам читать книги: видя текст, мы можем испытывать примерно те же ощущения, как если бы воспринимали все описываемое непосредственно органами чувств.
Следствием взаимодействия нейронов, “хранящих” отдельные составляющие существующего в мозге образа каждого понятия, является возможность установления ассоциативных связей между отдельными языковым знаками — как показывают эксперименты76
, если сформировать у человека определенную реакцию на то или иное слово, скажем, на слово “кошка”, то подобную реакцию он будет демонстрировать и на слова, похожие по звучанию (типа “мошка”) или по значению (типа “собака”, “мяукать”, “Мурка” и т. п.).