Происхождение языка. Факты, исследования, гипотезы

Если бы язык развивался исключительно для демонстрации самого себя, его наивысшим воплощением был бы синдром Вильямса – сочетание болтливости, способности к беглой (и грамматически правильной) речи с глубокой умственной отсталостью⁹⁷².

Против гипотезы о половом отборе как о главном факторе глоттогенеза говорит и то, что язык в равной мере развивается и у мужчин, и у женщин, тогда как для признаков-«излишеств», возникших в результате полового отбора, – таких как приводимый обычно в пример павлиний хвост[69] – характерна привязка к одному из полов: у самок (пав) роскошного хвоста нет. У человека же, напротив, болтливость ассоциируется в большей степени с женщинами – мужчины во многих культурах ценятся не за слова (которых должно быть мало), а за дела. Признаки, сформировавшиеся для ухаживания, демонстрируются обычно противоположному полу (а своему – только по ошибке), люди же в высшей степени склонны беседовать с представителями пола собственного. Кроме того, для признака, сформированного исключительно половым отбором, странно выглядит неприятное свойство давать сбои в самый важный для ухаживания момент, а язык именно таков: при виде наиболее желанного представителя (или представительницы) противоположного пола у многих людей начинаются серьезные трудности с речью. Как писала древнегреческая поэтесса Сафо, «Лишь тебя увижу, уж я не в силах // Вымолвить сло́ва»⁹⁷³.

Все эти (и подобные им) гипотезы исходят из общей идеи, что язык должен давать адаптивные преимущества единичной особи, прежде всего той, которая подает сигнал. Как отмечают Марина Львовна Бутовская и Лев Абрамович Файнберг, в таких работах «дарвиновская идея борьбы за существование… представлена лишь как бесконечная конкуренция между особями, направленная на извлечение максимальной выгоды для себя»⁹⁷⁴. Такие концепции нередко связываются с упрощенным пониманием сформулированной в свое время Ричардом Докинзом теории эгоистичного гена⁹⁷⁵[70]: единицей отбора является ген, и эволюционный выигрыш могут принести только те свойства, которые дают этому гену возможность оставить максимум своих копий (если нужно, то в ущерб всему остальному миру). Собственно, максимум копий – это и есть эволюционный выигрыш.

Но сторонники таких представлений нередко забывают о том, что даже самый эгоистичный ген копирует себя не в одиночку, а в «компании» других генов – своих «соседей» по геному. И эти «соседи» могут способствовать копированию эгоистичного гена, а могут и препятствовать. Если эгоистичный ген принадлежит виду, размножающемуся половым путем, то в следующем цикле репродукции «соседи» будут уже другими. В таких обстоятельствах наиболее выгодная для эгоистичного гена стратегия – правильно выбирать «соседей». А это значит, что он должен либо сам диктовать организму выбор оптимального полового партнера (т. е. такого, чьи гены как минимум не помешают эгоистичному гену успешно копироваться), либо пристраиваться к другому гену (или комплексу генов), который умеет подавать организму нужные эгоистичному гену команды. Как показали эксперименты на дрозофилах, потомки особей, имевших возможность выбирать полового партнера, живут статистически значимо дольше, чем потомки особей, такой возможности лишенных⁹⁷⁶.

Отметим еще раз, что оптимальным половым партнером будет не тот, у кого то или иное (пусть даже самое выгодное) свойство выражено в наиболее сильной степени, а тот, чьи гены сочетаются с генами данной особи наиболее удачным образом – дают возможность с максимальной вероятностью «произвести многочисленное, жизнеспособное и во всех отношениях успешное потомство при скрещивании не с кем-нибудь, а именно с „выбирающей“ особью»⁹⁷⁸ (т. е., например, немецкой овчарке не стоит выбирать в супруги самую бесстрашную гиляцкую лайку).

Механизмы выбора оптимального полового партнера еще не до конца изучены, но есть данные, что значительную роль в этом играет способность организмов отличать «своих» от «чужих», тесно связанная с определенными компонентами иммунной системы. Как показали Александр Владимирович Марков и Алексей Михайлович Куликов, оптимальным (и, соответственно, наиболее привлекательным) половым партнером является та особь, которая – с точки зрения иммунной системы – отличается от данной не слишком слабо, но и не слишком сильно. При этом различные факторы внешней среды могут смещать оптимум в сторону большего или меньшего сходства. Например, высокая степень нестабильности окружающей среды благоприятствует выбору максимально генетически далеких половых партнеров: это повышает разнообразие доступных виду фенотипов, а значит, и вероятность, что при любых вариантах условий найдутся особи, которые сумеют в них выжить и дать потомство⁹⁷⁹.