Происхождение языка. Факты, исследования, гипотезы

Модификация знака путем добавления к нему другого знака порождает синтаксис: сначала возникает протограмматика, описанная Т. Гивоном, затем на базе линейной последовательности сигналов, как продемонстрировано Дж. Байби, развивается синтаксическая структура. Показательно, что у детей лучше всего коррелирует со сложностью порождаемых высказываний величина словарного запаса: чем больше слов знает ребенок, тем более сложные высказывания он оказывается в состоянии построить (см. гл. 3).

Модификация знака путем изменения или добавления к нему элементов, не являющихся отдельными знаками, порождает морфологию. Как уже говорилось в гл. 2, часть знака, получившая осмысление за счет контекста, может приобрести способность сочетаться с другими знаками, добавляя к ним тот же самый дополнительный смысл, – и в результате этого возникнет целый ряд знаков, связанных друг с другом одним и тем же морфологическим отношением. Кроме того, морфология возникает в результате грамматикализации (как это могло происходить в процессе глоттогенеза, подробно показано в работах Т. Гивона¹²¹⁰ и Б. Хайне и Т. Кутевой¹²¹¹). Если посмотреть, что стоит в начале цепочек грамматикализации, можно, по мнению Бернда Хайне и Тани Кутевой, сделать вывод, что существительные в ходе эволюции человека (как и в индивидуальном развитии, см. гл. 3) возникли раньше, чем прилагательные, местоимения, артикли, наречия, предлоги, а также показатели падежей и т. п. Это хорошо согласуется с идеей, что язык появился как средство обратить внимание сородичей на релевантные детали окружающей действительности.

В результате формирования разного рода правил преобразования система знаков, доступная каждому индивиду, становится потенциально бесконечной – а это, в свою очередь, создает базу для развития различных стилей, синонимии, появления слов, обозначающих один и тот же объект с разными оценками, и т. д. и т. п. (см. гл. 1), дает почву для накопления и передачи любого количества опыта в любой области.

При изучении проблемы происхождения языка невозможно обойти вопрос о том, сложился ли язык как достраиваемая система символьных знаков, обладающая словарем и грамматикой, только на базе членораздельной звучащей речи или же он мог сформироваться ранее и лишь впоследствии перейти на звуковую основу. Предложенный алгоритм (накопление знаков с последующим возникновением двойного членения и грамматики), как кажется, может быть реализован на любой субстанции, будь то жесты, мимика, нечленораздельные вокализации, членораздельная звучащая речь или сочетание нескольких носителей. Различия могут касаться лишь природы элементарных единиц (будут это фонемы, хиремы или, например, ноты) и типа модификации.

Представляется даже более вероятным, что первоначально в коммуникативной системе сочетались и жесты, и звуки, и мимика, подобно тому, как это происходит у современных обезьян (не только человекообразных, но даже низших узконосых¹²¹²[89]), ведь главным для коммуникации было не то, какой канал для нее используется, а то, насколько хорошо она позволяла делать нужные выводы об окружающем мире. Скорее всего, как пишет Томаселло (см. выше), звуки первоначально играли по отношению к основным носителям информации – жестам – примерно ту же роль, что в современном языке играет интонация по отношению к словам, – роль эмоционального дополнения. Тем не менее по самой своей природе новая коммуникативная система не могла в итоге не стать звуковой. И дело здесь не в том, что жестово-мимическая коммуникация неудобна в темноте, на расстоянии или среди густой растительности, как полагает, например, Гивон¹²¹⁴ (обратим внимание на звуковую составляющую коммуникации шимпанзе, которая дает им возможность ориентироваться на поведение сородичей среди густой растительности тропического леса). Если задача коммуникативной системы состоит прежде всего в воздействии на конкретную особь (с целью, например, попросить ее о чем-то, поухаживать, выяснить иерархические или территориальные отношения и т. п.), то такая система допускает (и даже предполагает) переключение с обычной активности на коммуникативную – особь отвлекается от своих действий, устанавливает контакт с другой особью и начинает коммуникацию. Но если цель коммуникативной системы состоит в том, чтобы во время обычной деятельности каждая особь становилась глазами и ушами всей группы, давала другим особям основания для выводов об окружающей действительности, то отвлечение от собственных действий ради коммуникации лишает коммуникацию смысла.