Орудия хабилисов плохо приспособлены для охоты — их надо было удерживать силовым захватом, а это не позволяет нанести сильный удар225
. Возможно, они использовались «при разделке туш очень крупных толстокожих млекопитающих»226. Орудия архантропов также «еще не были достаточно удобными для дистантной и безопасной охоты, хотя и пригодны для расчленения крупной добычи»227. Наиболее достоверные свидетельства охоты обнаруживаются у гейдельбергского человека: он умел изготавливать копья, добывал крупную дичь — слонов (находки в Испании), гиппопотамов, антилоп и павианов (находки в Эфиопии), волков, пантер, медведей, кабанов, быков, оленей, носорогов, лошадей (находки в гроте Кон-де-Л’Араго в восточных Пиренеях)228. Наивысшей специализации к охотничьей жизни достиг неандерталец, в чьем рационе мясо занимало существеннейшее место229. Ну и, разумеется, охотиться умели неоантропы.Но после того, как Джил Прутц и Пако Бертолани обнаружили практику охоты с копьями у шимпанзе (см. выше), стало ясно, что для охоты — и даже охоты с собственноручно сделанным копьем — язык не обязателен.
Однако в любом случае охота вносила свой вклад в расширение поведенческого репертуара и тем самым, наряду с прочими видами деятельности гоминид, становившимися постепенно все более разнообразными, подготавливала почву для развития языка.
Еще один источник разнообразия поведенческих моделей — это овладение огнем и построение жилищ.
Самые древние следы огня на стоянке гоминид обнаружены в Кении в районе Чесованья (тж. Чесованджа, Chesowanja) — они датируются временем примерно 1,4 млн. лет назад. Кому принадлежал этот костер, неизвестно: судя по времени, это могли быть архантропы, хабилисы и даже поздние парантропы230
(впрочем, не исключается возможность, что это был не рукотворный костер, а просто пожар). Несколько более убедительные следы использования огня относятся к архантропам — в китайской пещере Чжоукоудянь обнаружены «обожженные кости и другие свидетельства наличия огня»231, относимые ко времениСудя по тому, что
Весомым свидетельством существования языка считаются погребения — если люди были способны хоронить покойников, снабжая их припасами для предполагаемого посмертного существования, соблюдая при этом ритуалы, значит, вероятно, их коммуникативная система должна была обладать свойством перемещаемости, то есть давать возможность говорить о вымышленной (т.е. в любом случае недоступной наблюдению «здесь и сейчас») реальности — потустороннем мире. По некоторым данным, первые следы намеренных захоронений усматриваются на стоянках гейдельбергского человека — в Атапуэрке и Петралоне237
. Но с надежностью засвидетельствованы намеренные погребения только у неандертальцев238, см. фото 9 на вклейке (а также, разумеется, у неоантропов, у которых они имелись уже со времен заселения пещер Схул и Кафзех), — в Ля Ферраси мужчина и женщина положены голова к голове, в Сан Феличе-ди-Чирчео захоронен отдельный череп, в пещере Тешик-Таш (Узбекистан) вокруг детского захоронения выставлены рога горного козла, в Ля Шапелль-о-Сен рядом со скелетом неандертальца лежит кость ноги быка — остатки пищи для посмертного существования. Очень интересно захоронение в пещере Шанидар на севере Ирака: в могиле сохранилась пыльца многих видов растений — вероятно, покойника (известного как Шанидар 4) усыпали цветами. Впрочем, даже эти погребения некоторыми исследователями оспариваются239, высказывалась гипотеза, что идея погребальной обрядности была заимствована неандертальцами у неоантропов. Существует и такая точка зрения, что за всеми этими погребениями не стоит никакого ритуала, и тем самым они ничего не говорят о наличии у соответствующего вида знакового поведения240 — ведь хоронить мертвых (забрасывая их ветками) могут и бесспорно не имеющие языка слоны241.