Эта религия, данная будто бы путем откровения праотцам Израиля, а в действительности зародившаяся в изгнании и развивавшаяся после него, теперь стала, наряду с торговым оборотом, самой крепкой связью иудейства, единственным признаком, который отличал его от остальных народов.
Но единый бог этой религии уже не был, как во время оно, только одним из многих национальных богов, он был единственный бог в мире, бог всех людей, веления которого обязательны для всех людей. Иудеи отличались от других народов тем, что они его познали, тогда как другие в ослеплении своем не хотели его признать. Это признание единого бога являлось теперь признаком иудейства; кто признавал единого бога и следовал его заповедям, тот принадлежал к избранным, тот был иудеем.
Таким образом, вместе с монотеизмом создавалась логическая возможность путем его пропаганды расширять круг иудейства. Эта возможность не привела бы, впрочем, ни к каким особенным последствиям, если бы она не встретилась со стремлением иудейства к расширению. Немногочисленность иудейского народа довела его до глубочайшего унижения. Но он не погиб. Он перенес самые тяжелые испытания, он снова почувствовал под собой твердую почву и уже начал в различных странах приобретать богатства и власть. Из всего этого он черпал гордую уверенность, что он действительно является избранным народом, что он действительно призван стать когда-нибудь господином над всеми народами. Но, несмотря на твердую веру в своего бога и мессию, которого он ждал от него, иудейский народ не мог не сказать себе, что дело его безнадежно, пока он представляет такой незначительный народ среди миллионов язычников, численное превосходство которых становилось для него тем яснее, чем больше расширялся круг его торговых сношений. Чем могущественнее было его стремление к подъему и силе, тем более пылко старался он умножить число своих соплеменников, приобрести прозелитов среди чужих народов. Так иудейство в последние века до разрушения Иерусалима римлянами все в большей степени развивало свое стремление к распространению.
Для жителей иудейского государства лучшим путем в этом отношении являлся путь насильственного обращения. Покорение какого-нибудь народа не считалось чем-нибудь необыкновенным. Где иудеям удавалось это, там они старались навязать побежденным свою религию. Это случилось в эпоху Маккавеев и их преемников, от 165 до 63 г. до Р. X., когда упадок сирийской монархии дал иудейскому народу короткий период независимости, который он использовал не только для того, чтобы избавиться от ассирийского ига, но и для расширения своей территории. Тогда была завоевана Галилея, которая, как доказал Шюрер, не была до того иудейской страной. Покорены были также Идумея, восточное Заиорданье, даже пункт на берегу моря Иоппе. Такая завоевательная политика была вполне в порядке вещей. Необыкновенно было только то, что она стала политикой религиозного расширения. Жители вновь завоеванной области должны были признать своим бога, которому поклонялись в Иерусалиме, должны были совершать паломничество в Иерусалимский храм чтобы молиться ему, платить затем храмовой сбор и отделиться от других народов путем обрезания и исполнения своеобразных иудейских ритуальных постановлений.
Такая политика представляла совершенно неслыханное явление в античном мире, где завоеватели обыкновенно предоставляли побежденным право исповедовать свою религию и жить согласно своим обычаям и требовали от них только исполнения воинской повинности и внесения определенных податей.
Такой способ распространения иудейства возможен был только в течение короткого периода, пока Сирия была слаба, а римляне были еще слишком далеко, чтобы мешать военным успехам Иудеи. Еще до занятия Помпеем Иерусалима (в 63 г. до Р. X.) насильственное обращение в иудейство в Палестине приостановилось. Насильственному методу распространения иудейской религии был затем положен конец верховенством римлян.
Тем ревностнее принялись тогда иудеи за другой метод расширения своей религиозной общины, за мирную пропаганду. Последняя тоже представляла тогда своеобразное явление. Еще до христианства иудейство развило такую же страсть к прозелитизму, как первое, и имело при этом большой успех. Вполне понятно поэтому, хотя не совсем логично, что христиане порицали иудеев за ту самую ревность, которую они сами выказывали при распространении своей религии:
«Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что обходите море и сушу, дабы обратить хотя одного; и когда это случится, делаете его сыном геенны, вдвое худшим вас» (Мф. 23:15).
Устами христиан говорило в этом случае соперничество.