Мы видели прежде, как уже с самого начала своего выступления новое течение встретило горячий протест, который еще более усилился с тех пор, как оно стало в церкви господствующим и официальным, с тех пор, как оно отказывалось терпеть рядом с собой какие-нибудь другие направления внутри общины. Одна за другой образуются все новые демократические и коммунистические секты, выступающие против католической церкви. Так, например, в то время, когда церковь была признана Константином, в Северной Африке быстро распространилась секта циркумцеллионов (странников, бегунов), экзальтированных бедняков, которые довели борьбу донатистов против государственной церкви и государства до крайней степени и проповедовали борьбу против всех знатных и богатых. Как и в Галилее эпохи Христа, так и в четвертом столетии в Северной Африке доведенное до отчаяния крестьянство поднялось против своих угнетателей. Протест этот вылился в форму разбойничества многочисленных банд. Как некогда зелоты и, вероятно, также первые последователи Иисуса, циркумцеллионы поставили этим бандам целью освобождение и свержение всяческого ига. С изумительной храбростью они вступали в сражение даже с им ператорскими войсками, которые рука об руку с католическим духовенством старались подавить повстанцев, державшихся в течение нескольких десятилетий.
Такой же неудачей, как и эта попытка, заканчивалась всякая другая попытка возрождения старых коммунистических тенденций в церкви, носила ли она мирный или насильственный характер. Все эти попытки терпели неудачу в силу тех же самых причин, которые превратили первоначальный коммунизм в его противоположность и которые продолжали оказывать свое влияние точно так же, как продолжала существовать потребность в таких попытках. Если разраставшаяся нужда усиливала эту потребность, то не следует забывать, что одновременно с этим увеличивались средства церкви, дававшие ей возможность, при помощи своих благотворительных учреждений, охранять все большую часть пролетариата от самых крайних последствий нужды, но также и держать его в зависимости от клира, развращать его и убивать в нем всякий энтузиазм и всякие духовные порывы.
Когда церковь стала государственной, когда она превратилась в такое орудие деспотизма и эксплуатации, которому не было еще подобного в истории ни по силе, ни по размерам, тогда, казалось, в ней навсегда был положен конец всяким коммунистическим тенденциям. Но последние вновь ожили и получили новую силу именно вследствие огосударствления церкви.
До признания государством церкви область распространения христианских общин ограничивалась главным образом большими городами. Только в них могло удержаться христианство в периоды гонений. В деревне, где легко контролировать поведение каждого обывателя, тайные организации могут существовать только тогда, когда участниками их является все население, как, например, в тайных ирландских союзах последних столетий, направленных против английского господства. Социальное движение меньшинства, носившее оппозиционный характер, всегда должно было бороться в деревнях с величайшими трудностями. Это относится и к христианству первых трех столетий нашей эры.
Но эти трудности исчезли, как только христианство перестало быть оппозиционным движением и добилось государственного признания. Начиная с этих пор организация христианских общин в деревнях не встречала уже никаких препятствий. В течение трех столетий христианство, наравне с иудейством, оставалось исключительно городской религией, религией горожан. Теперь оно начинает становиться религией крестьян.[58]
Вместе с христианством проникли также в деревню его коммунистические тенденции. Но тут они, как мы уже видели это при рассмотрении ессейства, встретили более благоприятную почву для своего развития, чем в городах того времени. Ессейство пробудилось к новой жизни, как только явилась возможность существования открытой коммунистической организации в деревне, — доказательство, что оно соответствовало сильной потребности. Как раз в то время, когда церковь получила государственное признание, в начале четвертого столетия, основываются первые монастыри в Египте, за которыми скоро следуют другие в самых различных частях империи.
Этой форме коммунизма церковная и государственная власть не ставят никаких препятствий, они даже поощряют ее: так, в первой половине прошлого столетия правительственные власти в Англии и Франции смотрят довольно одобрительно на коммунистические эксперименты в Америке. Для них было только выгодно, когда беспокойные коммунистические агитаторы крупных городов удалялись из мира в дикие местности, чтобы мирно заниматься там своим безобидным делом.