Происхождение христианства из гностицизма

Дух может искупить человека, якобы, лишь при том условии, что он тождествен с христом, а Христос может осу­ществить искупление, якобы, лишь постольку, поскольку он тождествен с богом. Но так как Христос — определенная личность, то его дух столь же чужд человеку, как и персо­нифицированный бог-отец, и возможность искупления от­падает вследствие того, что все трое — отец, сын и святой дух — никогда не могут образовать между собой действи­тельного внутреннего единства. Отождествление духа с Хри­стом заставляет, однако, проводить различие между христом и духом, как особым началом, чтобы сохранить принципиаль­ную связь между человеком и богом также после того, как Христос покинул мир, и это начало может быть рассматри­ваемо, в отличие от Христа, только как безличный дух. Но такой безличный дух устраняет христа и его мнимо-истори­ческий искупительный подвиг, как необходимое условие искупления. Ибо, если благодаря нашему духу мы едины с божественным существом и, в связи с этим способны по­знать сущность бога, то бог искупляет нас через своего духа, а не через христа; таким образом, по­следний умирает напрасно, ибо его смерть наде­ляет нас тем, чем мы обладали уже раньше помимо него, а именно единосущием с духом божиим. Ведь и по Иоанну истинным искупительным началом является не Христос, но дух, который после смерти Христа действует в людях, как поучающая, оживляющая и благотворящая сила. Следова­тельно, и по Иоанну Христос бесцельно умирает на кресте, по крайней мере за тех, кто и без плотского посредничества его личности способен познать себя как излучение боже­ственного духа.

Духовное созерцание и вера.

Дух, как сказано, является только другим (мифологи­ческим) выражением для гносиса, духовного богосозерцания или слияния человека с богом в акте познания, и это познание представляет собой, якобы, непосредственное позна­ние христа, а при посредстве последнего и познание истин­ной сущности бога.

Как же так? Можно ли рассматривать познание христа, самоуглубление в его жизненный путь, в трагедию его не­винной искупительной смерти, а также внутреннее восприя­тие и переработку приписываемых ему речений, — можно ли все это рассматривать как «духовное созерцание»? В силу того, что оно есть духовное созерцание, что познание христа в объективном смысле, как таковое, является позна­нием христа в субъективном смысле и, следовательно, по­знанием самого бога, мы, дескать, приобщаемся к истинной сущности божией.

Однако, представление, которое мы имеем о христе, какими бы свойствами оно ни обладало в других отно­шениях, во всяком случае, не есть духовное. Чтобы по­знать христа и уверовать в него, мы нуждаемся в устном или письменном свидетельстве. Наши сведения о нем зиждется на предании, но последнее способствует не знанию, не совпа­дению мышления и бытия, как это предполагает гносис, а только вере, т. е. субъективному усвоению и признанию истинности того, чем был христос согласно евангельскому преданию и чему он будто бы учил. Более того, даже непо­средственно окружавшие христа лица имели о нем не ду­ховное, а лишь чувственное представление. И для того, чтобы познать в христе сущность бога, мы должны сперва разобраться в этом представлении. «Слово стало плотью и обитало с нами, и мы видели славу его». Но ведь это могло бы служить доказательством божественной сущности христа в лучшем случае лишь для того наивно-реалистиче­ского античного воззрения, согласно которому чисто чув­ственное познание, как таковое, носит доказательство своей истинности и действительности непосредственно в самом себе и означает только замену чувственного созерцания ду­ховным, или, по крайней мере, неясное сплетение обоих — по существу совершенно различных — видов познания.

Итак, подобно Павлу, и Иоанново евангелие вынуждено превратить познание христа в веру в него, как облек­шегося в плоть бога, знание Христа — в простое знание о Христе, а понятие знания — в понятие простого принятия за истину мнимых исторических фактов. «Ибо так возлю­бил бог мир, что отдал сына своего единородного, дабы вся­кий верующий в него, не погиб, но имел жизнь веч­ную» (Иоан. 3, 16). «Я есмь воскресение и жизнь; верую­щий в меня, если и умрет, оживет. И всякий живущий и верующий в меня, не умрет во-век» (Иоанн, 11, 25 — 26; ср. 3, 36; 6, 29, 35, 40; 8, 24; 12, 46).[71]

Христос должен заменить собой бога в глазах всех тех, кому недоступно непосредственное богосозерцание. В лице христа они должны познать самого бога. Таким образом, центр тяжести лежит в том, что Христос есть действительно бог, и основная цель речений Иоаннова христа заключается в том, чтобы пробудить веру в божественность последнего. «Веруйте в бога и в меня веруйте» (Иоан. 14, 1). «Верьте мне, что я в отце и отец во мне» (Иоан. 14, 11). Следова­тельно, не знание христа, субъективное и в то же время объ­ективное, а лишь чисто субъективная вера в христа, принятие за истину предания о Христе!