Происхождение христианства из гностицизма

Достоверность догмы с точки зрения христиан­ства равносильна исторической достоверности. В этом заключается несравненное преимущество христиан­ского учения о спасении перед учением о спасении остальных гностиков, в этом заключается действительная сила хри­стианства, сильно облегчившая ему победу над всеми дру­гими античными мистериальными культами. Сущность хри­стианства заключается не в новом учении о боге, как это утверждают либеральные теологи; ибо бог, возвещаемый евангельским Иисусом, это старый бог позднего иудейства, любящий «отец» неба и земли, в которого превратился древ­ний Яхве под влиянием парсизма и эллинизма и отношение которого к людям еще раввины той эпохи понимали, как отношение к «детям божиим». Сущность христианства не состоит также в новой морали, которой, якобы, учил Иисус, и благодаря которой он будто бы поднял иудейскую этику на высшую ступень; ибо все без исключения нравственные сентенции Иисуса позаимствованы из ветхого завета и на­родной иудейской притчевой мудрости той же эпохи, а быть может даже у стоиков (Сенека), и не содержат ни единой мысли, которая не была бы высказана в тогдашних писаниях. Сущность христианства не заключается также в построении всего мировоззрения на основе антитезы: «бог и душа, душа и ее бог» (Гарнак); ибо это построение вытекает из ан­тичной мистериальной веры в целом и представляет собою только вполне понятное отражение индивидуалистического течения тогдашней религиозной жизни. Как показал Кюмон, оно встречается во всех мистериальных ре­лигиях, даже в древнейшем орфизме и ни в каком отношении не может считаться специфической чертой христианства. Но еще гораздо меньше оснований имеется для утверждения, будто сущность христианства зиждется на «единственной в своем роде» и «все покоряющей» личности исторического Иисуса-человека. Ибо человек Иисус, как таковой, вообще не играл никакой роли в христианстве до тех пор, пока он не был открыт либеральным протестантизмом; ранее указанного момента фигурировал только богочеловек Иисус Христос, т. е. соединение гностического небесного существа с рабом божиим Исайи, которого представляли себе в образе человека, и только это Иисус, казалось, был в состоянии дей­ствовать в человеке как спасительный принцип. Сущ­ность же христианства заключается исклю­чительно в том, что оно собрало воедино те идеи, которые были распространены среди иудейства после вавилонского пле­нения и хаотически переплетались друг с другом и, опираясь на свой мнимо-исто­рический образ христа, подвело под эти сомнительные с точки зрения учения о спа­сении идеи, главным образом под идею лич­ного бессмертия, якобы, несокрушимый фундамент.

Древний Яхве был преимущественно богом праведности. Даровав своим почитателям Моисеев закон, он тем самым открылся им и жил в сознании тех, кто благочестиво со­блюдал закон. После своего пленения иудейство, желая обеспечить себе искупление, потустороннюю жизнь и просла­вление Израиля, почувствовало потребность в любящем боге, который простил бы людям их грехи и распространил бы на них свою благодать, не требуя, чтобы они заслужили это без­упречным исполнением закона. Это новое представление о боге появилось уже в писаниях более позднего иудейства и нашло свое выражение в народном благочестии. Но это пред­ставление нуждалось еще в прочном обосновании, подобном тому базису, которым, по-видимому, служил закон для учения о боге праведном. Тут-то и пришел на помощь гностицизм с его учением о соединении бога и человека в акте познания, с его благовествованием о ниспосланном с небес для иску­пления людей сыне божием, с его превращением мифического Иисуса в исторического, в носителя и проповедника всех тех религиозных идей, которые будили мысль за пределами офи­циально-формальной иудейской религии. Тем самым новое представление о боге приобрело равноценное с законом «от­кровение».