Происхождение личности и интеллекта человека

множество, но вот наиболее будничные, типичные и общеизвестные: «У каянов на Борнео в обычае убивать рабов, чтобы они могли следовать за господином и служить ему. Прежде тем, как убить их, родственники знатного покойника обступают рабов, внушая им усердно служить господину, за которым они последуют, ухаживать за ним и растирать его тело, когда он будет болен... Затем родственницы покойного берут копье и наносят жертвам легкие раны, после чего мужчины закалывают их до смерти» (Lubbock S. The Origin Of Civilisation, 1970); арийцы дают поразительные примеры обряда погребальных человеческих жертвоприношений. Рассказ о троянских пленниках, поверженных вместе с лошадьми и собаками на погребальный костер Патрокла, об Эвадне и рассказ Павсания о трех мессенских вдовах — служат памятником этих обрядов у греков. В скандинавских мифах Бальдр сжигается со своим пажем, лошадью и седлом. Галлы во времена Цезаря сжигали при торжественных похоронах все, что было дорого покойному — животных и рабов. (Тэйлор Э. Первобытная культура, 1939); древние рассказы о славянском язычестве описывают «сжигание умерших с лошадьми и собаками, со слугами и женами» (Hanusch Н. Die Wissenschaft des Slawischen Mythen, 1950).

(Следует отметить, что настойчивость и увлеченность, с которой homo почти пять тысяч лет сбрасывал живых людей в могилы к мертвецам, свидетельствует о его твердой уверенности не только в эффективности своих действий, но и в их необходимости.)

Не менее любопытно решались разумом человека вопросы безопасности зданий и целых городов: «В Африке, в Галаме, перед главными воротами нового укрепленного поселения зарывали обыкновенно живыми мальчика и девочку, чтобы сделать укрепление неприступным. В Великом Боссаме и Яррибе такие жертвы были употребительны при закладке дома или деревни» (Waitz Т. Antropologie der Naturvolker, 1922); «чтобы сделать замок Любенштейн крепким и неприступным, у матери за большие деньги был куплен ее ребенок и заложен в стену. То время, как его замуравливали, ребенок ел пирог. Когда каменщики принялись за дело, он кричал матери: “Мама, мне еще видно тебя”, затем, немного спустя: “Мама, мне еще видно тебя немножко”, а когда каменщики заложили его последним камнем, он крикнул: “Мама, мне теперь не видно тебя больше”» (Тэйлор Э. Первобытная культура, 1939).

Эти и все им подобные экзерсисы никак нельзя признать разовыми или случайными ошибками; по своей повсеместной распространенности, многотысячелетней продолжительности, сакрализо- ванности и полной нормативности для целых стран и континентов они вполне достойны статуса системы. Mirabiliter, но признанные системой, данные факты отчасти подвергают сомнению главную, «козырную» способность homo, т.е. его обучаемость.

В качестве условной иллюстрации ко всем этим случаям возможна аналогия с теми наблюдениями Жан-Анри Фабра (1823-1915), на основании которой он отказал пчелам в способности обучаться, если в основе задачи находилось скрытое или экстраординарное обстоятельство. Как вы, вероятно, помните, в своем труде «Жизнь и нравы насекомых» (1910— 1911) Фабр описывает наблюдения за колонией халикодом (Chalicodoma muraria) и их поведением в том случае, когда он, в экспериментальных целях, прокалывал соты снизу и собираемый в них мед вытекал: «Я прокалываю ячейку снизу, и тогда, через дырочку, весь мед вытекает. Пчелы все-таки продолжают носить мед. <...> Дырочки не видно за вытекающим медом; причина вытекания неизвестна, а самому насекомому доискаться до нее слишком трудно». У Фабра описанию его опытов с прокалыванием сот посвящено несколько страниц, причем сюжетика проколов варьируется и обогащается. Выводы Фабра могут показаться дискутивными, но суть эксперимента сводится к тому, что наличие экстраординарного фактора делает задачу нерешаемой, и навязчивое повторение эксперимента (прокола), которое вроде бы позволяет сделать наблюдения и накопить опыт, ничего не изменяет в ситуации.

Теперь, чтобы закрыть тему, давайте рассмотрим еще один пример возможностей чистого разума человека, традиционно преподносимый как нечто дерзновенное и многозначительное.

Древнейшие «трепанации» черепа, практика которых восходит к самым началам фиксированной истории homo, на самый первый взгляд кажутся чуть ли не первыми опытами нейрохирургии и имеют стойкую репутацию «медицинского феномена» (М. Медникова (2004), W. Bray-D. Trump (1970), Г. Шурц (1910), И. Гохман (1989)).

«Трепанации» — не миф. Бесспорным доказательством совершения людьми «древнего мира», а также раннего и позднего «средневековья» загадочных краниотомических действий является (примерно) 250 черепов с отверстиями разной формы и размера, имеющими явно искусственное, но не травматическое происхождение.

Почти все черепа уверенно датируются, и принадлежность их к самым разным эпохам, начиная с глубокого неолита, является несомненно доказанной.