Происхождение миров

Известно, что этот приговор помешал Декарту опубликовать свой «Трактат о мире», над которым он как раз в то время работал, и заставил его выдать свою знаменитую космогоническую гипотезу вихрей за простой «роман». В новые века эта гипотеза была первой, в которой полностью пренебрегалось текстом книги Бытия и где бог играл лишь весьма скромную роль: по этой гипотезе бог лишь сообщил материи начальное движение, после чего материя уже должна была развиваться в соответствии со своими собственными законами.

И в то время, как ученые старались, несмотря на запрещение, распространить и углубить идеи Коперника, Галилея и Декарта, теологи долго еще продолжали официально придерживаться в своих статьях или в университетских курсах положений библии. Уже в конце XVII в. Боссюэ, хотя он и находился под влиянием идей Декарта, учил все же наследника французского престола, что Солнце вращается вокруг Земли. «Подумайте, — говорил он, — с какой стремительностью пробегает Солнце тот огромный путь, который был указан ему Провидением».

15 января 1751 г., т. е. почти через 120 лет после процесса Галилея, Сорбонна осудила четырнадцать предложений «Естественной истории» Бюффона. Последний, между прочим, имел смелость предложить новую космогоническую гипотезу, весьма далекую от ортодоксальной точки зрения. Согласно этой гипотезе планеты произошли в результате столкновения Солнца с кометой, и наша Земля имеет возраст хотя и слишком малый по сравнению с современными оценками, но все же во много раз превышающий те пять тысяч лет, которые принимались теологами па основании библейской хронологии.

Бюффон, всегда утверждавший, что он верный католик, захотел показать необоснованность этого осуждения. При опубликовании его книги «Эпохи природы», где он снова развил некоторые осужденные положения «Истории Земли», Бюффон старался предотвратить критику со стороны представителей церкви и ее приверженцев. С этой целью он поместил предисловие, в котором писал о своем уважении к религии, но настаивал на возможности отказа от буквы священного писания, «если она явно противоречит здравому смыслу и истинному положению дел в природе».

Подобное требование возмутило факультет, который посчитал его «наглым». Однако Бюффону покровительствовал Людовик XV, и всему происшествию не был дан дальнейший ход. Несомненно, что лишь благодаря высокому покровительству величайший французский естествоиспытатель того времени избежал заключения в Бастилию.

Этот случай, когда ученый, заявлявший о своей верности католицизму, утверждал публично о необходимости отделения пауки от теологии, был первым в истории, и он имел большое историческое значение. Положение Бюффона облегчалось благодаря прогрессу науки, а также политическому и идеологическому усилению буржуазии. Другие ученые-католики и даже священники, например, аббат Нолле, присоединились к точке зрения Бюффона. Вместе с тем против него развернулась целая кампания, и до конца века его произведения засыпались бесчисленными памфлетами со стороны тех, кто горевал о потере поддержки со стороны светских властей, заставивших некогда замолчать Галилея. Несмотря на свои уверения в преданности религиозной вере, Бюффон был осужден церквью вместе с Дидро и Гольбахом в одном и том же послании. Бюффона посчитали даже более опасным, так как «яд» его произведений был более скрыт.

Если судить по внешним признакам, то все эти проклятья как будто не произвели на Бюффона впечатления. Однако можно думать, что они побудили его смягчить свои тезисы чисто эволюционного характера, которые позднее были развиты его учеником Ламарком. Другие ученые, например, швейцарец де Люк, испытывали большое замешательство и напрасно теряли время в поисках недостижимого примирения между библией и наукой. Это нездоровое влияние наиболее ограниченного религиозного догматизма на развитие крупных научных гипотез несколько уменьшилось в XIX в., в эпоху господства победившей буржуазии. Отныне для каждого образованного человека стало очевидным, что невозможно согласовать утверждения книги Бытия со все более точными и обширными результатами современной науки, и это привело к возникновению противоречивых тенденций внутри самой церкви. В 1829 г., всего около века назад, духовенство Варшавы отказалось участвовать в торжественном открытии памятника в честь Коперника — величайшей научной славы Польши, ссылаясь на осуждение Коперника церковью. Но уже несколько десятков лет спустя иезуит Секки, профессор Римского колледжа и крупный астроном, открыто покинул лагерь креационистов и стал излагать космогоническую гипотезу Лапласа (к негодованию ряда светских ученых, как, например, Эрве Фая,[150] горячо преданных религиозной вере).