Заседание ЦК от 22 февраля было целиком посвящено этому вопросу. На заседании присутствовало 11 человек. Ленин и Сталин отсутствовали. Обсуждение вопроса вызвало очень бурные прения. Левое крыло во главе с Бухариным считало, что большевики принципиально не могут пользоваться помощью «англо-французского империализма» в деле защиты своей «пролетарской» власти. Троцкий считал такую позицию, по меньшей мере, наивной. Он говорил, что «государство принуждено делать то, чего не сделала бы партия». Поэтому, если не удастся мир, то советское правительство должно воспользоваться любой помощью капиталистических стран. Предложение Троцкого было принято большинством только в один голос: за – 6, против – 5 (там же, стр. 208). Отсутствовавший Ленин прислал «Заявление в ЦК», в котором политический цинизм был доведен до утрировки с тем, чтобы научить левых идеалистов думать реалистическими категориями в политике. Ленин писал: «Прошу присоединить мой голос за взятие картошки и оружия у разбойников англо-французского империализма» (там же, стр. 208).
На том же заседании Троцкий заявил о сложении с себя должности наркома иностранных дел. Об этом Троцкий уже говорил с Лениным:
«- Мне кажется, – сказал я в частном разговоре с Лениным, – что политически было бы целесообразно, если бы я, как нарком иностранных дел, подал в отставку.
– Зачем? Мы, надеюсь, этих парламентских порядков заводить не будем.
– Но моя отставка будет для немцев означать радикальный поворот политики и усилит их доверие к нашей готовности подписать на этот раз мирный договор.
– Пожалуй, – сказал Ленин, размышляя. – Это серьезный политический довод» (Троцкий, «Моя жизнь», ч. II, стр. 117-118).
На том же заседании ЦК от 22 февраля группа членов ЦК подала заявление о выходе из ЦК, чтобы иметь свободу действия против политики «самоубийства» «ничтожного большинства» ЦК, которое капитулирует перед германским империализмом. Его подписали четыре члена ЦК – Бухарин, Урицкий, Ломов, Бубнов. Другая группа членов ЦК – Иоффе, Крестинский, Дзержинский подписали данное заявление с той оговоркой, что они тоже осуждают решение ЦК о капитуляции, но, чтобы не было раскола в партии, не выходят сейчас из ЦК («Протоколы ЦК…», стр. 209-210). Таким образом, по вопросу о капитуляции ЦК вновь раскололся фактически на две равные части – 7 человек за капитуляцию, 7 человек против.
23 февраля был получен немецкий ответ. Немцы, видимо, убедились, что Ленин решил капитулировать любой ценой, кроме потери власти, к которой он пришел не без их помощи. Ответ немцев содержал новые условия, куда худшие, чем тем, которые отвергла делегация Троцкого 28 января (10 февраля). По новым условиям, Россия теряла всю территорию Прибалтики, часть Белоруссии, города Карс, Батум и Ардаган Россия должна была уступить Турции, она должна немедленно вывести войска из Финляндии и Украины, заключить мир с Украинской народной республикой (Радой), сейчас же приступить к полной демобилизации армии, да еще уплатить Германии шесть миллиардов марок контрибуции («Документы внешней политики СССР», т. I, Москва, 1957, стр. 119-124, 446). Советская Россия должна была принять эти условия в течение 48 часов, немедленно направить в Брест-Литовск делегацию для подписания мира в трехдневный срок.
Таков был новый ультиматум Берлина. Ленин, признавая, что он заключает «похабнейший и унизительный мир», сравнивал его условия с условиями Тильзитского мира для пруссаков (1807), но историческая аналогия не выдерживала никакой критики: в Тильзите Россия спасла трон прусского короля и отстояла сохранение Пруссии, как государства, сама же не теряла ни одного клочка собственной территории, наоборот, приобрела Белостокскую область, разделила сферы влияния в Европе между Францией и Россией, а теперь? Теперь прусский король и германский кайзер ставил перед Россией условия, которые отбрасывали Россию на 250 лет назад в отношении ее западных территориальных приобретений. Для мало-мальски политически мыслящего человека было ясно, что такие неслыханно жестокие для России требования стали возможными из-за полного разложения русской армии теми же большевиками на те же немецкие деньги под лозунгом мира любой ценой. Ленина можно было бы обвинить в сознательной измене не только России, но и большевизму (в последнем его обвиняли его левые коллеги), если бы он допускал мысль хотя бы на одну минуту, что не разорвет мир с Германией при первой же безнаказанной возможности. Ленина страшно злила наивность его оппонентов из ЦК, думавших о моральных или юридических обязательствах соблюдать договор, который можно будет разорвать, когда условия изменятся.