Происхождение римского народа

Секст Аврелий Виктор Происхождение римского народа

Начиная от основателей Яна и Сатурна, через преемственных и следовавших друг за другом царей вплоть до десятого консульства Констанция, извлеченное из сочинений авторов — Веррия Флакка,[1] Анциата (как сам Веррий предпочел себя назвать вместо Анция), затем из анналов понтификов и далее из сочинений Гнея Эгнация Верация, Фабия Пиктора,[2] Лициния Макра,[3] Варрона,[4] Цезаря,[5] Туберона, а затем из всей истории древнейших писателей, как это подтвердил каждый из неотериков,[6] т. е. и Ливий, и Виктор Афр.[7]

* * *

(1) Первым, говорят, пришел в Италию Сатурн, как об этом свидетельствует Муза Марона[8] в следующих стихах:

«Первым с Олимпа небесного прибыл Сатурн, убегая
От оружья Юпитера, царства лишившись, изгнанник» и т. д.[9]

(2) Говорят, что в то время была еще такая простота нравов у людей древности, что всех вновь прибывших к ним выдающихся сообразительностью и мудростью (людей), которые могли внести что-нибудь для благоустройства жизни или для воспитания нравов, поскольку ни родитель их, ни их происхождение не были известны, они не только сами принимали за созданных Небом и Землей, но внушали это и своим потомкам; так, например, и про самого этого Сатурна они сказали, что он — сын Неба и Земли. (3) Но хотя он таким и почитается, все же достоверно известно, что первым появился в Италии Ян,[10] который и принял прибывшего позже Сатурна. (4) Поэтому надо так понимать, что Вергилий назвал Сатурна первым не по незнанию древней истории, а с особым значением, не в том смысле, что никого не было до него, а в значении первенствующего, так же как (у него сказано про Энея): «Кто первый из Трои страны…»[11]

(5) Хотя без всякого сомнения установлено, что раньше Энея в Италию прибыл (из Трои) Антенор и основал город Патавию не на ближайшей к побережью земле, а в глубине страны, именно в Иллирике.[12] Об этом говорит тот же Вергилий в своих стихах от имени Венеры, жалующейся Юпитеру на бедствия своего сына Энея:

«Ведь сумел Антенор, пробравшись сквозь толпы ахейцев,
Безопасно проникнуть в страну иллирийцев далеких…»[13]

(6) А почему он добавил «безопасно», мы исчерпывающе объяснили в надлежащем месте в комментарии раньше, чем начали писать это произведение, вычитав об этом из книги под заглавием «Происхождение города Патавии».

(7) Таким образом, слово «первый» употреблено здесь в таком же значении, как и во второй песне Энеиды при перечислении тех, кто выходил из деревянного коня.

(8) В самом деле, назвав Фессандра, Сфенела, Улисса, Акаманта, Фоанта, Неоптолема, он после этого добавил: и первый Махаон.[14]

(9) По этому поводу можно спросить, как можно назвать кого-то первым, после того как уже названо много других? Мы должны здесь понять «первый» как «первейший» и, может быть, именно потому, что Махаон в те времена был, как говорят, в особом почете за свои познания в медицине.

II. Но — чтобы вернуться к начатому повествованию — есть предание, что прекраснейшая дочь афинского царя Эрехтейя Креуса, подвергнувшись насилию со стороны Аполлона, родила мальчика,[15] которого тогда же отвезли на воспитание в Дельфы; сама же Креуса была выдана замуж отцом, ничего не знавшим об этих обстоятельствах, за какого-то его дружинника Ксифа. (2) Так как он не мог стать отцом, имея такую жену, он направился в Дельфы запросить оракула, как бы ему стать отцом. Там божество ответило ему, чтобы он усыновил того, кого на следующий день повстречает на своем пути. (3) Таким образом, вышеназванный мальчик, рожденный от Аполлона, повстречавшись с Ксифом, был им усыновлен. (4) Когда он возмужал, он не удовольствовался отцовским царством, но с огромным флотом прибыл в Италию; захватив там одну гору, основал на ней город и назвал его по своему имени Яникулом.[16]

III. Итак, во время правления Яна прибывший в Италию, в среду грубых и некультурных туземцев, лишенный своего царства Сатурн был ими приветливо встречен и принят; там же, недалеко от Яникула, он воздвиг крепость, носящую его имя, Сатурнию. (2) Он первый обучил народ земледелию и людей диких, привыкших жить грабежом, привел к мирной и размеренной жизни. Поэтому и Вергилий в восьмой своей песне Энеиды говорит так:

«Рощами этими местными фавны и нимфы владели,
Род людской, рожденный средь пней и дубов величавых.
Не было нравов у тех людей, ни жизни уменья:
Не запрягали волов там, добра своего не хранили,
Но питались ветвями дерев и суровой охотой».[17]