Происхождение сионизма. Основные направления в еврейской политической мысли

Для Бен-Гуриона, как и для поселенцев Второй и Третьей алии в целом, переход к трудовой жизни связан с переходом от типично городских занятий к сельскому хозяйству. В диаспоре еврейский народ превратился в первую очередь в городских жителей, оторванных от сельской жизни и непосредственного производства; сионистская революция требует коренных изменений и в этом аспекте социологической и географической структуры народа. Распределение населения по всей территории страны стало с течением времени одной из основных задач, поставленных Бен-Гурионом на посту премьер-министра, да и после ухода с этого поста; но эта концепция уходит своими корнями в ранние этапы, когда он указывал на связь между экономической базой, социальной структурой и стратегической мощью. В отрывке, неожиданном своим историческим контекстом, в статье «Наша деятельность и наш путь» (1935) Бен-Гурион пишет в ходе спора с теми концепциями «общего» и «ревизионистского» сионизма, которые отражали, по его мнению, непонимание важности сельскохозяйственного поселения для создания социально-экономической базы истинной мощи еврейского населения Эрец-Исраэль:

«Мировая история преподает нам один страшный урок. Каждый, кто изучал историю Рима, помнит полную напряжения главу, посвященную Пуническим войнам. На нашем языке следует говорить «Ханаанейские войны». Жил один великий ханаанейский полководец, принадлежавший к расе, близкой к древним евреям. У него было еврейское имя и еврейский титул: Ханниваал ха-шофет (Ганнибал-судья) из Карфагена. Это был один из величайших полководцев в истории народов, возможно — величайший из них, и вел войну с молодым тогда Римом. Он показал чудеса военного искусства. Он встал во главе армии наемников из числа сынов различных народов и рас, привел ее из Северной Африки в Италию через Альпийские горы, проник в самое сердце Италии и произвел опустошение в римском стане. Ему противостояла большая римская армия, обладавшая превосходящими силами, но он наносил им одно поражение за другим. Однако Ганнибалу не помогло ни его мужество, ни военный и государственный гений — а он был не только гениальным полководцем, но и гениальным государственным деятелем. И в конце концов он был побежден и пал, хотя ему противостояли посредственные, бездарные командиры. Римская посредственность победила ханаанейский гений. Ибо Карфаген был городом-государством, а Рим — государством-деревней, и в отчаянном противоборстве горожан и селян победили сельские жители. Не помогло ни все торговое богатство Карфагена, ни гений его полководца. Мужество Ганнибала было сломлено в упорной борьбе с римскими крестьянами. Этих крестьян не испугали тяжкие поражения, которые они терпели одно за другим, ибо они пустили корни в этой земле и были крепко связаны с почвой. Они одолели Карфаген и стерли его с лица земли без остатка».

Несмотря на центральное положение, занимаемое рабочим классом в мышлении Бен-Гуриона, его анализ далек от ортодоксального марксизма. В центре его философии не находится классовая борьба сама по себе, особенно ввиду сознания, что в конечном итоге аномалия еврейского народа частично связана с отсутствием в нем рабочего класса. Для Бен-Гуриона смысл социализма — не во власти рабочего класса, а именно в создании еврейского рабочего класса в процессе заселения страны. Поскольку создание рабочего класса является социальным выражением сионистской революции, которая возвратит еврейскому народу производственную базу и позволит ему опираться на собственный труд, то классовая и национальная миссия еврейского рабочего в Эрец-Исраэль для Бен-Гуриона едины.

Отсюда проистекает и необходимость основывать сионистское движение на происходящем в стране, на производственной и поселенческой деятельности здесь, а не на сионистских организациях и союзах за рубежом. Изменяющаяся, революционная действительность Эрец-Исраэль — вот центральный очаг сионизма, а не деятельность сионистских активистов за его пределами. Еще до Первой мировой войны Бен-Гурион пишет в органе партии Поалей-Цион — газете «Ахдут» («Единство»), что судьбу сионизма решит не сионистское движение в диаспоре и не мировая политико-дипломатическая деятельность; решающим окажется то, что происходит «здесь, в Тогарме» (Турции), то есть в пределах Османской империи, в Эрец-Исраэль.

Казалось бы, это величайшая утопия и непомерная претенциозность. Говорить, что будущее сионизма решается в Эрец-Исраэль, когда его еврейское население насчитывало менее ста тысяч человек, из них — лишь отдельные тысячи активистов движения в небольшом числе поселений; утверждать, что эта горстка людей решит судьбу нации — а не то, что совершает еврейский народ в странах рассеяния, с его финансистами, учеными и хитроумными дипломатами, — какая вопиющая дерзость! И все же в этом заключалось определенное понимание того, где находится главная точка приложения реальных сил сионизма.