Такова физиономия Израиля на исходе девятнадцатого столетия. Выражаясь одним словом, можно сказать: евреи в большинстве своем представляют племя гонимых бедняков. Будучи трудолюбивее и находчивее среднего типа европейцев, еврей обречен на бедственное существование вследствие того, что ему не разрешено свободно пользоваться своими силами. Одержимый неутолимой жаждой знания, он видит себя оттолкнутым от рассадников просвещения и является в этом отношении истинным Танталом нашего немифического времени. Одаренный необычайной силой, постоянно вновь выбрасывающей его из тех тинистых глубин, в которые его погружают и хотят зарыть, он разбивает себе череп о толстый ледяной покров ненависти и презрения, распластанный над его головой. Будучи общественным существом, как никакое другое, общественным существом, которому даже и религия рекомендует в качестве благого и богоугодного дела обедать втроем и молиться в обществе десяти, он исключен из нормального общества, общества своих соотечественников и обречен на трагическое одиночество. Его обвиняют в стремлении пробираться вперед, а он стремится к превосходству только потому, что ему отказывают в равенстве. Его упрекают в чувстве солидарности со всеми евреями земного шара, а несчастие его в том и состоит, что он при первом приветливом слове эмансипации до последних следов вырвал из своего сердца всякую еврейскую солидарность, чтобы очистить место для исключительной любви к своим соотечественникам. Оглушенный градом антисемитских обвинений, он начинает сомневаться в себе самом и часто близок к тому, чтобы действительно считать себя физическим и нравственным чудовищем, каким его изображают его смертельные враги. Нередко приходится слышать, как он бормочет про себя, что ему следовало бы поучиться у врага и излечиться от недостатков, в которых его упрекают, а того он не принимает во внимание, что антисемитские жалобы для него совершенно бесполезны и никакого значения иметь не могут, так как они не являются критикой действительно наблюденных недостатков, а следствием того психологического закона, по которому дети, дикари и злые глупцы делают ответственным за свои недуги существа и вещи, к которым они питают неприязнь. В эпоху черной смерти обвиняли евреев в отравлении колодцев; ныне аграрии обвиняют их в понижении цен на хлеб; ремесленники делают их виновниками уничтожения мелкого производства; консерваторы считают их принципиальными противниками правительства; там, где евреев нет, виновниками тех же зол считают другие группы населения, к которым питают ненависть, преимущественно чужестранцев, а иногда и туземное меньшинство, секты или общества. Этот антропоморфизм чувств недовольства ровно ничего не говорит против обвиняемых; он доказывает лишь, что обвинители ненавидели их уже тогда, когда начали страдать и выбрали их козлом отпущения.