Правда, надо заметить, что в них не учитывалась возможность изменения природных условий на протяжении голоцена, что могло повлечь некоторые несоответствия в современных и древних границах ареалов различных видов фауны и флоры. Кроме того, хотя Н. И. Вавилов и предусматривал вероятность возникновения вторичных очагов сортового разнообразия, на практике еще не всегда удавалось отличить первичные очаги от вторичных из-за недостаточной изученности отдельных регионов.
Под влиянием работ Н. И. Вавилова и по его инициативе начала работать группа советских зоологов, пытавшихся применить его идеи для изучения истории домашних животных [38, с. 4]. Была разработана интереснейшая программа изучения процессов доместикации, включавшая как экспериментальное изучение современных пород домашних и диких животных, так и исследование костных остатков [40; 46; 92] (программу археологического изучения см. [247, с. 548]). В итоге появилась возможность выделения мировых центров происхождения домашних животных, началась более глубокая разработка проблем зоологической систематики, был поставлен вопрос о передаче домашних животных от одних народов к другим. К первичным очагам происхождения домашних животных ученые относили «китайско-малайский, индийский, юго-западноазиатский, средиземноморский и андийский», а к дополнительным — «тибето-памирский, восточнотуркестанский, восточносуданский и южноаравийский, абиссинский, южномексиканский и саяно-алтайский». Эти очаги частично совпадали с центрами происхождения мирового земледелия, выделенными Н. И. Вавиловым, однако полного тождества не было. Любопытно, что зоологи связывали доместикацию северного оленя с единым Саяно-алтайским центром [39, с. 25–28]. Изучение остеологических материалов Восточной Европы привело В. И. Громову к мысли о том, что многие домашние животные появились здесь извне, так как биологические предпосылки для их местной доместикации отсутствовали. Полемизируя с защитниками идеи автохтонизма, исследовательница писала: «Я останавливаюсь подробнее на разбираемом вопросе, — сравнительно ясном для зоолога, ввиду того, что специалисты по истории культуры не склонны допускать возможности передачи на большие расстояния культурных приобретений на очень ранних стадиях от одной народности к другой» [93, с. 107].
Известную роль в распространении упомянутой В. И. Громовой тенденции сыграло «новое учение о языке» Н. Я. Марра. Как считают современные ученые, выдвинутый Н. Я. Марром принцип «стадиального развития языка» [211] был не более чем новой попыткой наметить структурную (типологическую) классификацию языков [117, с. 10]. Однако сам Н. Я. Марр и особенно его последователи придали ему гораздо более широкое содержание. Выдвинутое им положение о том, что языковые системы представляют собой хронологический ряд [211, с. 48, 61, 90, 205], трактовалось таким образом, что все культурные явления стали сводиться к исключительно местному развитию. Исходя из потенциальных способностей отдельных человеческих коллективов к изобретениям, часто делался необоснованный вывод о том, что все изобретения действительно совершались повсюду. В частности, это касалось истории возникновения производящего хозяйства (см., например, [260]).
Поскольку население ряда районов СССР уже в эпохи цеолита и ранней бронзы имело домашних животных, тогда как четких свидетельств наличия земледелия здесь не было, сторонники автохтонизма считали, что переход к скотоводству совершился в среде охотников и рыболовов. При этом одни ученые реконструировали процесс доместикации в условиях оседлости (М. И. Артамонов, В. В. Гольмстен, М. П. Грязнов, Г. П. Сосновский и, видимо, С. Н. Быковский [88; 306; 53]), другие же защищали тезис о доместикации в. ходе преследования стад диких животных охотниками, ссылаясь главным образом на пример оленеводства (В. Г. Богораз-Тан, В. И. Равдоникас, А. М. Золотарев, М. Г. Левин [43; 273; 274; 127]).