Происхождение творчества. Провокационное исследование: почему человек стремится к созданию прекрасного

Кроме того, было бы не слишком сложно ввести оазисы природы мира в наши города так, как это предлагает Тимоти Битли в своей книге «Биофилические города: Интеграция природы в проектирование и планирование городов» (2011), а также его единомышленники из числа архитекторов-урбанистов. Можно модифицировать существующие и будущие парки таким образом, чтобы в них поддерживалось богатое природное биоразнообразие. Вообще, древние инстинкты и современные возможности открывают путь к большим метаморфозам окружающего нас пространства. Свободные участки, промежутки между зданиями и неиспользуемые полосы прибрежных земель можно использовать для регенерации естественных для них фауны и флоры, а также для отдыха и в образовательных целях – как это делается, например, в программе «Дикая природа Чикаго» (Chicago Wilderness). Сады и управляемые природные экосистемы можно расположить на неиспользуемых пространствах крыш, а виноградные лозы или растения, живущие на скалах, помогут украсить даже стены небоскребов. Думаю, нет на свете города, жители которого, обеспечив свои личные потребности, не захотят наслаждаться бабочками, порхающими вокруг их домов, парадом ранних весенних цветов или даже редкостным зрелищем сокола, бросающегося вниз на небольшую, но настоящую стену естественного леса.

«Ветхий днями». Уильям Блейк, 1794. Любимая работа Блейка показывает бога Уризена, создающего вторую эпоху Просвещения, потому что он изобрел науку для того, чтобы заставить человечество мыслить единообразно.

V

Чем детальнее мы изучаем свойства метафор и архетипов, тем очевиднее становится возможность сочетать между собой естественные и гуманитарные науки. В пограничной зоне между ними возникают новые дисциплины, призванные придать новый импульс философии и положить начало новой, более продолжительной эпохи Просвещения.

16. Метафоры

Но вот и утро, рыжий плащ накинув,
Ступает по росе восточных гор

[15],  –

говорит в «Гамлете» Горацио Марцеллу там, где было вполне достаточно простого восклицания: «Смотри! Уже светает…» Но мы любим поэзию, а великую поэзию ценим особенно. А поэзия и бóльшая часть прозы строятся на метафоре, которую литературный критик Айвор Ричардс определяет как «сдвиг, переносящий слово из области его обычного употребления в новую область употребления». Изобретение языка, который в первую очередь выражение мысли через звуки, которым придан произвольный смысл, является высшим достижением человеческой эволюции – генетическим по происхождению и культурным по разработке. Без изобретения языка мы оставались бы животными. Без метафор мы бы до сих пор были дикарями.

Метафора – это устройство, с помощью которого изобретаются новые слова, комбинации новых слов и новые значения слов. Добавленный поэтический контент привносит в язык эмоции, а язык, побуждаемый эмоциями, создает мотивацию, которая стимулирует цивилизацию. Чем более продвинутой является цивилизация, тем сложнее ее метафоры. Сейчас они используются даже в физических и технических словарях.

Хорошо продуманная фраза, которая по существу подразумевает идентичность двух сравниваемых объектов, также является метафорой. Вспомните, что и как говорит Йейтс о сестрах, которые жили в большом английском доме под названием Лиссадель:

Я столько раз напропалую
мечтал – одну или другую
призвать и вспомнить пылкий трёп
про жизни цель, и юный хмель
шальных несбыточных утопий,
вечерний свет над Лиссадель,
двух девушек хозяек… Обе
красавицы, одна – газель

[16].

Говоря об этой метафоре, критик Дэнис Донохью отмечает: «Природа девушки переходит в природу газели, как будто обе происходят из одного светозарного источника. Вот что делают точные названия: дело не в том, чтобы увидеть какой-то признак здесь, а какой-то – там. Дело в том, чтобы оценить всю природу объекта целиком и дать ему то название, которое он заслуживает».