Происхождение видов

Можно делать все, что хочу, начать прямо сейчас. Я стала думать, чего я хочу сильнее всего в жизни. Вдруг вспомнила - Кастанеда! Стала прыгать по комнате, кричать - Кастанеда! Вспомнила, какую сильную нежность, преданность, влечение я к нему испытываю. Вспомнила, что когда-то давно мы обучались вместе очень долго, будто бы десятилетия. Наши отношения были такими, какие Кастанеда описывает для мужчины и женщины нагваля. Накричавшись, я остановилась у двери слева и замерла, пристально оглядывая комнату. Вдруг дверь открылась, и в нее вошел Кастанеда, улыбающийся. Я набросилась на него, повалила в мягкий глиняный порошок, мы начали валяться, смеяться, кричать. Мне хотелось ебаться с ним всегда, казалось, что я никогда не смогу вдоволь натискаться с ним, натрахаться. Ни к какому мальчику такого раньше не испытывала. Говорила ему об этом, лезла ласкаться, целоваться. Он сказал - я так сильно хотел тебя найти! Я рад, что ты нашла меня. Он взял меня на руки (девчонку пяти лет), и я повисла на нем - заснула. Скорее даже «погрузилась в безмятежность», потому что я никогда в жизни не засыпала с таким пронзительным удовольствием, мгновенно и абсолютно беззаботно.»

Внезапно до сознания Торы дошло, что она не одна и уже давно. Открыв глаза, она обнаружила прямо перед собой сидящего и внимательно слушающего Нортона. Удивления не возникло, но пронеслась мысль о том, что сейчас может возникнуть всплеск смущения, и Тора мысленно «выпустила когти», приготовляясь мгновенно устранить его, но состояние вдруг изменилось - вместо него неожиданно возникло блаженство. И вместе с ним – отчетливое состояние, будто она находится одновременно в двух местах – здесь, у горячего океана, и где-то в заснеженном лесу. На пушистых волнах-сугробах сверкает солнце, впереди – озеро, покрытое льдом и снегом. Мохнатые морды еловых веток раздвинули ножки и лежат под снегом, все ослепительно сверкает в лучах солнца. Отчетливая уверенность, что в том месте нет людей, вообще никого нет и не может быть. Отрешенность-10. Отчетливое восприятие неизменности - «здесь всегда так», «здесь даже времен года нет», «здесь никогда ничего не меняется». Восприятие себя неподвижной, нерушимой – можно только смотреть, стоять там и не шевелиться.

Новое воспоминание вспыхнуло, усилив и без того странное состояние яркой анестезии, в которое, казалось, не могло проникнуть даже ничтожное беспокойство, океан покоя – яркого и нерушимого покоя, игристого, твердого, - глаза Нортона были так близко и они были так близки, - (я волновалась – зачем я волновалась – как глупо…) и Тора, закрыв глаза, продолжила:

«…я сидела на крыльце ночью. Нежность от мягкого, безобъектного сексуального желания, лишенного спазматичности, усиливалась. Казалось, я чувствую все вокруг себя - каждую травинку, ветки, тени деревьев, звезды, пронизывающие насквозь эту ночь. Прямо перед крыльцом был небольшой пруд. В нем - огромное количество лягушек, разных маленьких морд, названия которых я даже не знаю. По мере того, как усиливались нежность, наслаждение, открытость и безмятежность, некоторые их этих существ, а также некоторые лапы кустов и деревьев, вдруг начали светиться золотистым светом, черт возьми – они в самом деле светились, моргай не моргай. Лягушки, птицы и всякие другие морды начали мурлыкать, трещать, квакать, повизгивать. И чем сильнее были озаренные восприятия, тем громче они мурлыкали, многие из них перебирались ближе к крыльцу и пялились на меня. Некоторые мальчики вышли на крыльцо и наблюдали за этим с сильным удивлением. Кто-то теребил меня за плечо, говоря: смотри, они все к тебе тянутся, они такие красивые! У меня было странное состояние - никакой спазматичности, безмятежность-10, переживание сильной преданности, нежности, открытости ко всем-всем мордам Земли, и в то же время будто «меня» не существует.»

Тора помолчала несколько секунд, Нортон не шевелился.

«Ко мне подползла лягушка размером с кошку, длинная такая, с пронзительными глазами. И стала ласкаться, как кошка – это было очень непривычно, странно. Я гладила ее, и вдруг у меня стало возникать наслаждение-20 от каждого ее действия, и лягушка тоже стала вся золотистой. Все стало золотистым, все стало…»

Голос Торы прервался, неожиданно покатились слезы, руки бессильно легли на колени, но лицо было прекрасно, как не бывает.

Глава 24.