Происхождение видов

7.Уверенность в том, что это произошло. Иногда, когда есть интенсивные ОзВ, возникают мысли-скептики, что этого не может быть, и что я все выдумываю, но сейчас есть твердая уверенность в том, что это произошло.»

- Авторство этого, как и последующего фрагментов, мы уже определили с помощью семантической экспертизы. – Керт разжал и снова сжал ладонь правой руки, словно пытаясь выразить то, что никак не мог сформулировать. – Ладно, сейчас я хочу показать второй отрывок, и хочу идти работать дальше.

«Я вспомнила, что хотела смерти своим родителям и родственникам. Я даже представляла себе, что вот мне сообщают трагическую новость о смерти всех моих «близких и любимых людей», я испытываю сильные НЭ, но в тоже время испытываю облегчение. Облегчение в том, что больше никто никогда из них меня не будет доставать, что мне больше не придётся ходить к ним на дни рождения, что больше не надо будет праздновать с ними праздники, что мне даже здороваться и улыбаться им не надо будет. Конечно, я всегда почти сразу же начинала казнить себя за такие ужасные мысли. Начинала рассказывать себе, что все они хорошие и все меня любят, а я просто устала от них и т.п.

Ещё мне стало ясно, почему я дружила со своей «лучшей подругой» – она непрерывно мне завидовала, а это так льстило моему чувству собственной важности (ЧСВ), что мне было совершенно безразлично то, что она меня ненавидит, что она завистливая, мстительная, стервозная – я всё это вытесняла, она льстила моему ЧСВ, этого была достаточно. А я была её объектом впечатлений и НЭ, и ей этого было достаточно, и мы называли себя «лучшими подругами навсегда», втихаря ненавидя друг друга и презирая, одна не хотела успеха другой и наоборот. А вторая моя «лучшая подруга» была такой себе забитой девочкой, испытывающей почти непрерывно чувство собственной ущербности (ЧСУ), которой мы по очереди сливали все свои обиды, неоправданные надежды, обещания. Она получала от этого сильные впечатления, чувствовала свою важность, и все мы были «лучшими друзьями», «тремя верными неразлучными подругами». Мы так сильно старались создать образ трёх лучших подруг, чтобы нам завидовали, что прилюдно устраивали ссоры, и после того, как нас всем институтом пытались помирить, мы с соплями и слезами – мирились.

Ещё я вспомнила, что никогда ничего не хотела менять – ни школу, в которой училась, ни садик, в который ходила, ни место жилья, ни даже одежды – всё это казалось мне бессмысленным, ничего не значащим, так что каждый раз, когда мне приходилось переезжать, я впадала в истерику.

Я вспомнила, что лет с 4-5 уже ненавидела своих родителей и хотела или своей, или их смерти.

Бодх, ты прав – все друг друга ненавидят, хотят убить, но готовы делать всё возможное и невозможное, чтобы это скрыть даже от самих себя, чтобы никто никогда не узнал об их ненависти ко всем и желании смерти.

В каждом человеке живет убийца, и чтобы это преодолеть, сначала необходимо это различить в себе, признать, перестать вытеснять очевидное, а потом занять бескомпромиссную позицию и вычистить эту смертельно опасную болезнь.

Сейчас, когда я это вспомнила, я поняла, насколько сильно дорисовываю себя и всех окружающих людей, поняла, как сильно механическое желание врать, как сильно желание забытья и трупного спокойствия. Эта ясность имеет для меня огромное значение, я поняла, насколько сильно и долго я культивировала в себе желание трупного спокойствия и полного безразличия. Насколько же тупой, самодовольной, на что-то надеющейся дурой я являюсь сейчас – я ведь не отдаю себе отчета в каждый момент времени в том, какова сила омрачений, я надеюсь на то, что «мне повезет», я не отдаю себе отчета в том, что когда я откладываю практику на «потом», в этот самый момент омрачения становятся ещё сильнее, что они никогда не будут ждать, чтобы взять верх «потом», они усиливаются в ту же секунду, когда у меня только появилась мысль отложить их устранение на «потом». Как можно было думать, что один неустранённый всплеск НЭ – ерунда, следующий я уж точно устраню? Во-первых, каждый следующий раз будет даваться все сложнее и сложнее, и кроме того - что, если в следующий раз у меня уже просто не будет радостного желания устранять НЭ, и всё закончится на том «ерундовом всплеске»?

Столько практикующих уже сдалось! Стали лишь беженцами… незавидный выбор. И некоторые из них боролись поначалу яростно, искренне, но - сдались. Почему меня это не ввергает в ужас, почему я не хочу отдавать себе отчет в том, что омрачения не отступают просто так, что необходимо постоянное, сильное, радостное противостояние, чтобы добиться экстатических ОзВ?

Та ясность, которая у меня появилась, сильно резонирует с решимостью и отчаянием. Мне стало ясно, что ничего, кроме моих усилий, меня не спасет, что вот то, что я делаю – вот это всё, что у меня есть против омрачений, и как только я перестаю это делать, у меня не остаётся никаких защитных стен, наработанных исследований, страховых полисов, практикующих и прочих выдумок, которыми я стараюсь утешить себя.»