Происхождение всех вещей

— А я слышала другое, отец. Говорят, с тех пор, как построили пальмовый павильон, к ботаническим садам возвращается прошлое великолепие.

Не бесстыдно ли так говорить? Или даже грешно? Ворошить стародавнюю вражду Генри с садами Кью? Но ведь она говорила правду. Чистую правду. Так пусть в Генри зародится дух противоречия, решила она. Нет ничего дурного в том, чтобы пробудить эту силу. В последние несколько лет они в «Белых акрах» совсем впали в спячку, совсем оцепенели. Небольшая конкуренция пойдет им всем на пользу. Альма лишь разгоняет кровь в старом Генри Уиттакере, да и в себе самой. Пусть в этой семье снова забьется пульс. Она почувствовала в себе силу. Она словно вручную опыляла цветок. Приподнимала лепестки отцовского воображения, вставляла прутик, ворочала им и оплодотворяла лиану.

— Отец, об Амброузе Пайке пока никто не слышал, — продолжала она. — Но стоит Джорджу Хоуксу опубликовать его коллекцию изображений орхидей, и его имя тут же будет у всех на устах. А когда сады Кью издадут свою книгу, каждый ботанический сад и оранжерея в мире захочет составить свою коллекцию — и все они пожелают, чтобы гравюры им сделал Амброуз Пайк. Давай не станем ждать, пока его перехватят конкуренты из ботанических садов. Давай оставим его здесь, предложим ему кров и покровительство. Вложись в него, отец. Ты видишь, как он умен, как талантлив. Дай ему шанс. Пусть нарисует каталог с коллекцией «Белых акров», равной которой еще не видели в ботаническом мире.

Генри ничего не ответил. Теперь Альма слышала, как звякнули костяшки его счетов. Она ждала. В последнее время он думал долго. Слишком долго. Тем временем Ханнеке прихлебывала свой кофе с напускным безразличием. Этот звук отвлекал Генри. Альме хотелось выбить чашку прямо у старухи из рук.

Повысив голос, Альма сделала последнюю попытку:

— Отец, убедить мистера Пайка остаться будет нетрудно. Ему нужен дом, он живет очень скромно, и, чтобы содержать его, понадобится всего-то ничего. Все его вещи и так уже здесь, в портфеле, который уместился бы у тебя на коленях. Как ты сумел сегодня убедиться, он приятен в общении. Полагаю, тебе даже понравится, если он станет здесь жить. Но что бы ты ни решил, папа, убедительно прошу тебя — не отправляй этого человека на Таити. Любой дурак может вырастить ваниль. Пусть этим займется еще какой-нибудь француз, или найми миссионера, которому наскучило унылое дело спасения душ. Но никто не сможет изготовить таких ботанических иллюстраций, как Амброуз Пайк. Не упускай возможности поселить его здесь, с нами. Я редко даю тебе совет, отец, но сейчас послушай — не упусти этот шанс. А не то пожалеешь.

И снова повисло молчание. Ханнеке глотнула кофе.

— Ему понадобится студия, — наконец вымолвил Генри. — Печатные станки и прочее.

— Он может работать со мной в каретном флигеле, — сказала Альма. — Там и ему найдется место.

Итак, все было решено.

Генри поковылял спать. Альма и Ханнеке остались, внимательно всматриваясь друг в друга. Ханнеке молчала, но Альме не понравилось выражение ее лица.

— Wat?[36] — наконец спросила Альма.

— Wat is je spel?[37] — спросила Ханнеке.

— Не понимаю, о чем ты, — отвечала Альма. — Не затеяла я никакую игру.

Старая домоправительница пожала плечами.

— Как скажешь, — проговорила она по-английски с нарочитым акцентом. — В этом доме хозяйка ты.

Затем Ханнеке встала, залпом осушила последние капли кофе и пошла в свои покои в погребе, предоставив кому-нибудь другому устранять беспорядок в гостиной.

Глава пятнадцатая

Они стали неразлучны — Альма и Амброуз. Вскоре они стали проводить вместе каждое мгновение дня. Альма поручила Ханнеке переселить Амброуза из гостевого крыла в старую спальню Пруденс на втором этаже, через коридор от ее собственной спальни. Ханнеке была против того, чтобы размещать незнакомца в самой глубине жилых покоев (так не положено, сказала она, да и к тому же небезопасно, а главное, мы ничего о нем не знаем), но Альма отмела все возражения, и переезд состоялся. Далее Альма собственноручно расчистила место для Амброуза во флигеле, в помещении рядом с кабинетом, которое простаивало без дело. Через две недели привезли первый печатный станок. Вскоре после этого Альма купила Амброузу прелестный секретер с отделениями для бумаг и уймой ящичков, где можно было хранить рисунки.

— У меня никогда раньше не было своего рабочего места, — признался Амброуз. — Теперь я чувствую себя непривычно важным человеком. Адъютантом.

— Если вы адъютант, кто же тогда я?

— Глава государства, — предположил Амброуз. — Или генерал.