Происшествие

— Я в отсутствие мужа не захожу к нему в кабинет. Ни я, ни дети. У нас так заведено издавна. Он не любит, когда трогают его бумаги, книги, но о существовании икон Русаковы могли знать. В присутствии Виталия Витальевича Тоня с подругами бывала у него в кабинете. Он рассказывал им иногда о рыбах, показывал альбомы. Но вряд ли Марьяна и Леня имеют представление о ценности икон.

— А с кем Марьяна и ее брат дружат? Какое у них окружение?

Ольга Игнатьевна пожала плечами.

— Понятия не имею. Но мне кажется, что у Марьяны с братом прохладные отношения. По-моему, они даже питаются врозь.

— Спасибо, Ольга Игнатьевна. — Кузьмичева поднялась с дивана. — Извините, что отняла у вас время.

— Может быть, кофе выпьем?

— Нет, нет, благодарю.

Выйдя на улицу, Ефросинья Викентьевна некоторое время постояла около подъезда, разглядывая окна дома, где жил Гнедков. На складном стуле, поставленном рядом с подъездом, сидела большая старуха в толстом осеннем пальто, покойно сложив на коленях руки. Подумав, Ефросинья Викентьевна прислонилась к стене, наклонилась, сняла туфлю, провела рукой по стельке.

— Гвоздь? — спросила старуха, разглядывая Кузьмичеву. Она явно скучала и была рада любому собеседнику.

— Что-то колет. Придется пойти к сапожнику.

— А он вон! Напротив! Левое окно от подъезда. Постучи, мигом тебе сделает.

— Сапожник?

— Федя его зовут. Федор Абрамович. Частник. Ты не из милиции? А то он без патента.

— Я не из милиции, — заверила Ефросинья Викентьевна, хотя только что хотела сказать, что она именно из милиции и расспросить кое о чем старуху. — Так он чинит обувь?

— Ой как чинит! Прямо новенькие делает. По-старинному, на совесть. Теперь таких мастеров уж и не осталось. Он на пенсии сейчас. И не работал бы — много ли им со старухой надо! Сто раз зарекался: все, баста, мол! А соседи пристают: почини да почини. У Феди душа добрая. Отказать не может. Он сейчас обедает, если занавеска опущена. А как поднимет, ты и иди. Прямо в окошко стучи. Старуха в дом не пустит, чтоб полы не пачкали. Лучше него никто не сделает. — Женщина вздохнула. — Сижу тут, как справочное бюро. Скучно. К внуку ребята пришли. А у меня от шума голова болит.

— Вообще-то у вас дом, мне показалось, тихий, — заметила Кузьмичева.

— Тут одно старье вроде меня живет. Да внуки малолетние. Из молодежи-то Зоська с Нукзаром да Леня с Марьяной.

— Красивое имя — Марьяна.

— И девушка неплохая. Да что толку: живет, как в поле обсевок. Замуж пора. А без матери кому о ней забота.

— И что ж, никто не ухаживает за ней?

— Ходит тут один… Спрашиваю: скоро на свадьбу позовешь? Какая, говорит, свадьба! Это сослуживец.

Ефросинья Викентьевна поглубже засунула руки в карманы, переводя взгляд с окон Гнедкова на окна сапожника. Сапожник-то тоже мог что-нибудь заметить.

— Долго что-то ваш дядя Федя обедает.

— Подожди, сейчас откроет. Вот торопыга. Ох, молодые… Бегут, спешат. А куда? Все одно — там будем.

«Мне совсем не нужно, чтоб старуха видела, как я буду разговаривать с сапожником, — подумала Кузьмичева. — Через окно неудобно, а входить в дом у нее на глазах — лишнее».

Но старуха сама пришла ей на помощь.

— Раз уж так спешишь, пойди позвони в квартиру. Небось тебя она пустит, — не стоять же тебе на одной ноге на тротуаре, пока он гвоздь прибьет.

— Ой, спасибо за совет, — обрадовалась Кузьмичева и побежала через дорогу к подъезду.

Позвонила. Дверь открыл сухонький лысый старичок в серой косоворотке, надетой навыпуск.

— Здравствуйте, Федор Абрамович. Можно войти?

— По какому делу? — спросил старичок, не двигаясь с места.

— Я из милиции, но, Федор Абрамович, мой визит не имеет никакого отношения к ботинкам, которые вы чините. Нам нужна ваша помощь.

Лицо Федора Абрамовича выразило веселое недоумение, он отступил в сторону, пропуская Кузьмичеву, повел рукой.

— Пожалуйста. А милиции я не боюсь. Мой прибыток — пара рублей в день от силы. Это соседи милиции боятся: я закрою «лавочку» — им за два квартала ходить придется. Только документик мне ваш покажите, пожалуйста.

Они вошли в большую, светлую, очень чистую кухню. Кузьмичева достала удостоверение, протянула старику. Тот нацепил на нос очки, покачал головой, вернул книжечку.

— Капитан, значит. Надо же. Мужиков-то что, не хватает в милиции?

— Почему же? — растерялась Ефросинья Викентьевна.

— Неженским делом занимаетесь.

Кузьмичева промолчала.

— Так слушаю я вас, капитан, — проговорил Федор Абрамович.

— Вопрос у меня деликатный, и я попрошу вас о нашем разговоре никому не рассказывать. Вы, наверное, слышали, что в доме напротив ограбили квартиру?

— Болтают, — проговорил Федор Абрамович.

— Вы у окна сидите весь день… Не замечали ли чего-нибудь подозрительного?

— Сижу-то я у окна, да гляжу-то на башмаки. Что там на улице, я не вижу.

— Ну вот не обращали ли вы внимание на такую пару — девушка с очень красивым зонтом и молодой человек.

— Марьянка, что ли? Так она у меня всю жизнь туфли чинит. Чего мне на нее внимание обращать?

— А кто ее провожал в последнее время?

— Не видел.

— А не приходилось ли вам случайно увидеть, как из подъезда утром выходил человек с большим портфелем?