Происшествие на кладбище Пер-Лашез

Карнавал был в самом разгаре. Кучер фиакра сделал отчаянную попытку объехать шествие масок, но в конце концов застрял на пересечении бульваров Сен-Жермен и Буль Миш.

— С этими бесноватыми дальше не проехать, — недовольно буркнул он.

— Ничего, мы пройдемся пешком, тут недалеко, — успокоил его Виктор.

Улицу заполонила буйная толпа. Навстречу Таша и Виктору двигался кортеж поварят и маркиз, студенты пели и танцевали, осыпая друг друга конфетти. Подхваченная людским половодьем парочка добралась до «Золотого солнца» и с веселым смехом ввалилась в зал.

— Ну что, вырвались из объятий весельчаков? — спросила Нинон, поднимаясь им навстречу из полуподвального помещения ресторана.

Вишневое платье выгодно подчеркивало ее фигуру, на руках как всегда были доходящие до локтя перчатки. Морис Ломье выкрикивал противоречивые приказания, и два его подмастерья уже валились с ног от усталости.

— Нет, нет и нет! Опять криво! Поднимите левый угол! Ниже! Правее, теперь правее, черт побери!

Ученики, опасно балансируя на табуретках, пытались повесить картину размером метр на два. В какой-то момент они едва не уронили ее, и Ломье завопил, воздевая руки к небу:

— За что Господь послал мне этих тупиц?! Неумехи! Вы сорвете МОЮ выставку!

Он пнул ногой стул, напоролся на гвоздь, взревел и задергался, как одержимый, изрыгая затейливые ругательства. Подмастерья ретировались за пианино.

— Со вчерашнего дня нервы у него ни к черту, — вполголоса сказала Нинон. — Пойдем, выпьем анисовки, Таша, это тебя взбодрит. Я ненадолго похищу ее у вас, мсье Легри?

Не дожидаясь ответа, она увлекла за собой подругу.

— Видеть его больше не могу! Знаешь, что он осмелился мне предложить, когда я уходила от него в полночь? «Птичка моя, учитывая, сколько времени мы проводим вместе, советую тебе переодеться сквознячком, будешь иметь шумный успех на карнавале». Все, кончено! Я сыта по горло. Если пожелаешь, могу сегодня же стать твоей личной натурщицей.

У Таша перехватило дыхание, и она не сразу ответила:

— Я еще не готова. Виктор предложил приютить мои картины, у меня стало слишком влажно. Поможешь нам переехать?

— С радостью, это избавит меня от общения с этим некоронованным королем, — согласилась Нинон, кивая на Мориса Ломье.

Тот уже немного успокоился.

— Только не спрашивайте, больно ли мне! — рявкнул он, отвечая на встревоженные взгляды своих горе-помощников. — Вы повесите наконец эту чертову картину? — Тут он заметил Виктора. — А, мсье Легри, вы тоже здесь?

Виктор кивнул. Он смотрел на одно из полотен Таша, где был изображен Париж на рассвете — янтарно-золотое, в туманной дымке, солнце над серыми крышами с печными трубами, выплывающими из ночи, как рангоуты кораблей.

— Я назвал бы ее «Что видит без очков слепой крот», — язвительно заметил Ломье.

— А мне кажется, Таша удалось изумительно поэтично передать цвета нашего неба, — ответил Виктор, стараясь подавить раздражение.

— Лучше бы оттачивала рисунок, вместо того чтобы отражать свое подсознание.

— Разве Поль Гоген, чьим горячим последователем вы являетесь, не утверждает, что писать надо по памяти, а не с натуры?

— Я разрабатываю собственную теорию, согласно которой память следует за натурой. Но главное — линия, линия и еще раз линия! В этом смысле ничто не заменит работу в мастерской.

— Тогда порадуйтесь за Таша — у нее скоро будет собственная мастерская.

Морис Ломье хмыкнул.

— Значит, она все-таки пошла на содержание! — Во взгляде, которым он смерил Виктора, был вызов. — Согласилась, как и все они. Приобщите ее к своему увлечению?

— Если она захочет. Знаете, что сказал о фотографии Энгр? «Она восхитительна, но говорить об этом вслух не следует».

Первым в поле зрения Кэндзи попал сдвинутый на затылок капор, украшенный фиалками и вишнями и увенчанный вуалеткой. Потом он охватил взглядом роскошную брюнетку в красном платье и черной накидке, окутанную ароматом пряных духов.

— Вы — Кэндзи Мори? — решительным тоном спросила она.

Он вежливо поклонился.

— Очень рада. Меня зовут Нинон де Морэ. Таша не упоминала мое имя?

Кэндзи молча покачал головой.

— Нет? Как жаль… Она хвалила ваши знания и утонченный вкус. Таша вами восхищается.

Это заявление ошеломило Кэндзи.

— Я не знал, — только и смог прошептать он.

— Вы родились в Японии, путешествовали на Востоке. Вы именно тот, кто мне нужен.

— Я… Не хотите присесть?

— Нет. Стоя мы становимся ближе. Я люблю ощущать дыхание пространства между собой и собеседником, — промолвила Нинон, поднимая вуаль.

Она не двинулась с места, но Кэндзи не покидало ощущение, что они оказались почти вплотную друг к другу, и он молился, чтобы в лавку не зашел какой-нибудь покупатель.

— Я в отчаянии, мсье Мори. Раз Таша ничего вам обо мне не рассказала, позвольте пояснить: моя внешность обманчива, на самом деле я не богата и сама зарабатываю на хлеб — пишу для художественного журнала. Мне поручили статью о японских эстампах. В вашей коллекции они есть?

— Конечно! — с энтузиазмом воскликнул Кэндзи. — Хокусай, Утамара, Кийонага — конец XVIII — начало XIX века.

— Вы мой спаситель! Я уже и не надеялась найти эротические эстампы!