Происшествие с Андресом Лапетеусом

— Нашли место получше? Честно говоря, и я порой чувствую, что надоело. Видимо, годы дают себя знать.

— Нового места у меня нет.

— Почему же вы уходите? Помните, как-то вы сами сказали, что не нужно раньше времени плевать в старый колодец.

Роогас как-то странно усмехнулся.

— Не хочу, чтобы меня выгнали. Еще меньше хочется мне, чтобы из-за меня упрекали вас. Вы рекомендовали меня в Вильянди. Я этого не забуду. Вот и все, что я хотел вам доложить.

Лапетеус опасался чего-то другого. Теперь он даже немного обрадовался, что к нему пришли не за помощью. Он хорошо разбирался в людях и видел, что Роогас, хотя и держал себя в руках, был не в себе.

— Вы все взвесили? — Лапетеус почувствовал, что его слова звучат холодно, официально, даже неискренне.

— Да. Это самое правильное.

— Времена безусловно… сложные. Вам, вероятно, нет смысла объяснять, как сейчас относятся к руководящим кадрам. Вы, видимо, сами полностью в курсе. Конечно, нужно честно признать — в вопросе о кадрах были грубые отклонения от большевистских принципов. Но… все это не касается вас.

— Я думаю, что касается. Столичная газета среди подозрительного элемента, которому якобы покровительствовал товарищ Пыдрус, назвала и мою фамилию.

Лапетеус такой статьи не читал. Он встревожился, но виду не подал.

— В министерстве вас оценивают положительно. Мы вопроса не поднимали и не собираемся этого делать. Во всяком случае, мой отдел.

— Благодарю. Но это не меняет моего решения.

Слова, голос, выражение лица Роогаса, весь его облик, как ни пытался он скрыть это, подтверждали, что он был крайне расстроен. Лапетеус не ошибся, придя к такому заключению. Догадывался он и о том, что Роогас охотно остался бы на прежнем месте. Ему нравилось в Вильяндиском леспромхозе. Работа планового отдела немного напоминала штаб. В подсчетах рабочей силы и мощности машин, в их расстановке было что-то общее с расчетом огневой мощи подразделений и определением их боевых задач. Графики лесозаготовок во многом походили на графики, которые составляли в штабах полков и дивизий. Свои обязанности он выполнял точно и, освоившись с работой, не раз давал директору толковые советы. В хорошем настроении директор называл его своим начальником штаба.

И город нравился Роогасу. Жить можно было здесь вполне. Если становилось грустно, он бродил по берегам озера, вдоль ручья или брал лодку и утомлял себя греблей. Часто заходил в кафе, где обычно в одиночестве сидел за столиком. Познакомился с врачами, учителями, артистами и другими, кто заходил сюда выпить кофе, съесть булочку и обменяться новостями. У него возникла близкая дружба с одной женщиной-врачом, которая махнула рукой на сплетни и порой навещала Роогаса на его холостяцкой квартире.

Лапетеус не знал всех этих подробностей, но заметил, что Роогас свыкся со своей работой, хорошо отзывался о Вильянди, выписывал литературу о лесоводстве и лесной промышленности.

— Не буду вас агитировать. Подумайте еще. И не забывайте, что я вас поддерживаю. В конце концов, какая бы ни была у вас анкета, мы вместе сражались на фронте.

Роогас поднялся и, с выправкой профессионального военного сдвинув каблуки, подал руку. Лапетеус тоже встал, энергично ответил на крепкое рукопожатие Роогаса.

— До свидания.

— Всего хорошего.

Он проводил его до двери. Потом вернулся к письменному столу, уселся. Подумал, что с Роогасом следовало обойтись потеплее. В разговоре о политике в области кадров Лапетеус незаметно для себя употребил слова Юрвена. Стоило ли вообще об этом говорить? Но сказал или не сказал, теперь это дела не меняет, решил он. И все же хорошо, что Роогас уходит из их системы.

Взгляд опустился на письмо с пярнуской лесопилки, и Лапетеус быстро взглянул на часы. Ведь обещал в три часа позвонить в Пярну.

Он поднял телефонную трубку и снова ощутил прикосновение чужой руки. Не крепкое пожатие Роогаса, а нежную ласку пальцев Реэт Силларт.

3

Лапетеус ничуть не жалел, что уезжает в Выру и не сможет пойти в гости к Реэт. Но в последний момент он отложил командировку…

Гостей у Силлартов было немного. Несколько молодых женщин, которых Реэт представила как своих подруг. Столько же мужчин, в большинстве моложе Лапетеуса. Кроме двух. Эндель Мурук был примерно одних с ним лет. Сидя, он выглядел человеком среднего роста, но, встав, оказался на полголовы выше Лапетеуса. Второму — склонному к ожирению Рейнхольду Саммасельгу — было примерно около сорока пяти.

Первый, знакомясь с Лапетеусом, представился:

— Доцент Мурук.

Второй после обычной церемонии знакомства и рукопожатия заметил:

— Я знаю вашего министра. Дельный мужик. Внешне — рохля, а на самом деле — гром и молния.

Лапетеус с удовлетворением обнаружил, что среди гостей, кроме него, из министерства никого не было. По крайней мере не будет напрасных разговоров.

Прежде всего Реэт показала ему дом. Они вдвоем ходили из комнаты в комнату, остальные гости явно были здесь не впервые.

— Хорошо, что вы пришли, — тараторила Реэт. — Чудесно. Я ждала вас и боялась, что вы не придете.