Происшествие с Андресом Лапетеусом

Однако после несчастья с Лапетеусом Хельви часто думала о нем. Нет, это не разбудило ее чувства. Они угасли. Он сам погасил их, но Хельви понимала, что не может полностью вычеркнуть его из своей жизни. Хотя она хотела этого и смогла заставить себя не думать об Андресе.

Хельви жалела Лапетеуса. Она хорошо знала, что ожидает Андреса. От тюрьмы он избавится только в том случае, если его здоровье и после больницы будет настолько плохо, что он окажется навсегда прикованным к постели. Только в этом случае. Но какую ценность может иметь жизнь, когда ты больше ничего не можешь дать другим, когда все твои дни наполнены только лекарствами и лечебными процедурами, непрерывными терзаниями и мучениями.

Первый секретарь Сказал, что людей, подобных Лапетеусу, нужно исключать из партии еще до суда. Хельви передернуло от этих слов.

— Товарищ Лапетеус был дважды ранен, — заметила она и добавила, что он всегда хорошо работал. Даже образцово. Так она сказала, хотя одно время очень плохо думала об Андресе.

Особенно после их встречи и разговора на текстильной фабрике, куда ее снова направили на работу.

3

Из райкома партии Хельви Каартна ушла после столкновения с Юрвеном. Как-то работников райкома неожиданно созвали на совещание. Хельви на несколько минут опоздала. Войдя в кабинет первого секретаря, где обычно проходили совещания работников аппарата, она увидела, что все уже собрались.

— Теперь можно начинать, — обратился Юрвен к первому секретарю.

Это показалось Хельви странным. Неужели начало совещания действительно задерживалось из-за нее? В чем дело?

— Прошу, — согласился первый секретарь и сказал уже громче и официальней: — Товарищи! Мы сочли нужным срочно собрать вас. Почему — об этом вы сейчас узнаете. Слово имеет товарищ Юрвен.

Он встал и скользнул своим колющим и ощупывающим взглядом по собравшимся. Потом медленно заговорил:

— Мы все должны бы знать и понимать линию партии. Говорю — должны бы, потому что факты подтверждают, что среди нас есть отдельные личности, не желающие с этим считаться. На первое время я воздержусь от более точных формулировок и характеристик.

Юрвен сделал паузу.

Он стоял в своей любимой позе: опираясь на стол косточками стиснутых в большие кулаки пальцев, наклонившись вперед, вздернув тупой подбородок.

Манера выступления Юрвена всегда раздражала Хельви. Его покачивание на трибуне или за письменным столом, многозначительные паузы, привычка бросаться словами и угрожающе-предупреждающий тон… В тот раз Хельви смотрела на него почти враждебно и думала, что по-настоящему-то Юрвен не годится в партийные работники. Он или жестокий человек, или страдает комплексом неполноценности и любой ценой хочет казаться великим и волевым.

Юрвен продолжал:

— Все вы знаете, кто такой Пыдрус. Карьерист, пробравшийся на ключевые позиции в системе народного образования. Он беззаботно, я бы сказал — злорадно, смотрел, как представители нашей молодой, идейно и теоретически мало закаленной интеллигенции барахтались в болоте аполитичности и безыдейности. У этого закоренелого врага народа, открыто призывавшего учителей игнорировать положения классиков марксизма-ленинизма, нет ничего общего с партией, и он исключен из ее рядов. Каждому, даже любому слепцу теперь, когда Пыдрус разоблачен во всем его мелкобуржуазном уродстве и националистической гнусности, должно быть ясно, что речь идет о прямом идеологическом вредителе.

Он сделал новую паузу и многозначительно посмотрел вокруг.

Хельви догадалась, что сейчас Юрвен будет говорить о ней.

— Да, партия научила нас видеть, что Пыдрус подручный классового врага. А как поступает один из наших инструкторов? Он сохраняет связи с врагом народа! Организует встречи с ним! С какой целью это делается? Наше счастье, что у партии тысячи друзей. Верных, принципиальных и бдительных товарищей, которые сигнализируют. Пусть никто не надеется, что действия, враждебные партии, останутся в тайне. И пусть все имеют в виду, что в партийных, советских, хозяйственных и культурных органах нет места элементам, враждебным партии и советскому строю, нет места людям, находящимся под влиянием этих элементов, сочувствующим этим элементам.

Хельви не сомневалась больше, что речь идет о ней. Хотела крикнуть Юрвену, чтобы тот не крутил и не запугивал, но заставила себя сдержаться. Нет, нет, нет, она должна сохранить самообладание. Сейчас это казалось ей самым важным.

Юрвен, который до сих пор словно набирал разбег, теперь выпалил:

— Я говорю о товарище Каартна.

В комнате стало тихо. Совсем тихо.

Хельви сумела сохранить самообладание. Волнение даже уменьшилось. Она заметила, что первый секретарь будто подбадривал ее своим взглядом.

Мадис Юрвен устремил взгляд на Хельви и потребовал:

— У вас есть что сказать?

Хельви поднялась. Губы ее немного дрожали.

— Есть. Почему вы меня запугиваете? Вы всегда угрожаете. Почему вы терроризируете людей?

Хельви почувствовала, что больше она для своей защиты сделать ничего не может.

На какое-то время Юрвену изменила его обычная самоуверенность. Придя в себя, он выпалил: