Пройти лабиринт

Лабиринт… Огромный, практически бесконечный мир. Пространство, заполненное многочисленными переходами, залами, дворами, которые называли здесь нитями, Домами, землями, мирами… Сложнейшая структура, не совсем понятная даже Архитекторам. И никакая раса: ни люди, ни их вариететы, ни игнисомы, ни «ангелы», ни «демоны», ни «серафимы» и ни «боги» — никто никогда не доходил до его Центра. Никто.

А что там? Или кто?

Что если Михаил действительно нашел легендарный «ключ»? Что если он вышел из Лабиринта?..

Вышел, — Баюн чуть не рассмеялся. Подобная идея была столь неправдоподобной, что поверить в нее казалось просто противоестественным. — Куда вышел? Куда отсюда можно выйти?

В Центре должен был сидеть «Минотавр», или «Паук», или «Судья»… У каждого народа Лабиринта в Центре был свой демиург. А Домены, как гигантские зеркала, отражали этого самого демиурга и, соответственно, мир, порожденный его эманациями.

Лабиринт обрастал «образами-зеркалами», будто дно судна ракушками. И каждый мир все дальше и дальше от Центра…

А люди по-прежнему молчаливо пробегали мимо.

По своей старой привычке, Баюн внимательно смотрел на них: за внешним фасадом приложенной на лицо «маски», виднелись все бытовые неурядицы. Кто-то трусливо сам себе жаловался на недостаток денег, на вечно ворчащую жену (в чем-то, конечно, правую), на нудную работу (и обязательно недооцененную и малооплачиваемую). Среди них не было ни одного, кто смело бы кинулся в «бой»: пошел бы, к примеру, к своему боссу и, громко грохнув кулаком по столу, потребовал бы (именно потребовал бы) прибавки к зарплате. Не было и того, кто раз и навсегда бы положил конец сплетням за своей спиной, вызвав клеветника на «дуэль». Да мало ли там еще чего!

Все это были лишь люди. И жизнь их проходила в болоте рутины, где очень редко проглядывались какие-то поистине счастливые моменты. У каждого свои…

Баюн вдруг подумал, что ему отчего-то становится стыдно от того, что он всё видит и понимает. Да мало того: создает и косвенно участвует во всем. Как истинный драматург. И эти «пьесы» ему нравились.

Чисто как эксперимент, ему всегда было интересно, что человек выберет, если на карту поставить равноценные цели. К примеру: кого из детей спасти, если дается шанс только одному? Или что важнее: жизнь одного человека, или жизни миллионов? Будут ли они ради спасения собственной жизни… да что там — собственного благополучия! — идти на преступление, подлость… низость, в конце концов? И чем себя оправдают?

Справедливостью?