Пройти сквозь стены

Это для нас было чем-то совершенно новым, впервые наша работа была про других, а не про нас. Мы хотели запечатлеть в картинке и звуке странность жизни посреди этих руин и прошлых смертей, которые они символизировали. В одной съемке, особенно гипнотической, попрошайка стоял с зеркалом в одной руке и с мечом в другой, и в то время, как лучи закатного солнца отражались в зеркале, попрошайка медленно подносил меч к своей голове, превращаясь на наших глазах в мифического героя. В другой сцене камера скользила по длинному ряду взрослых и детей, лежащих на земле, рука в руке, пока не останавливалась на черепахе, которая высовывала голову из панциря и уползала.

Нам казалось важным привносить в свои работы богатые культуры, с которыми мы знакомились. И позже в тот год мы задумали расширить «Ночной переход» ровно так, чтобы это учесть.

На этот раз мы выбрали круглый стол, за которым сидели четыре человека. Две пары, лицом друг к другу: Улай и я, и, представляя два столь важных места для нас, австралийский абориген и тибетский монах. «Союз ночного перехода».

Голландское правительство и амстердамский музей Фодор согласились спонсировать эту работу. В попытках привести монаха из Тибета, музейные кураторы выяснили, что у большинства тибетских монахов нет паспортов. И каким-то образом они нашли монаха в тибетском монастыре в Швейцарии. А тем временем Улай вернулся в Австралию и нашел пинтупи. Когда он спросил своего старого друга знахаря Ватума, не хотел бы тот приехать в Европу, чтобы принять участие в нашем перформансе, он ответил, что не просто хотел бы, а очень бы этого хотел.

Мы исполняли «Союз ночного перехода» четыре дня в апреле в лютеранской церкви в Амстердаме. На этот раз, из-за наших гостей мы сидели по четыре часа, вместо восьми – не то, чтобы мучительное испытание, но и не прогулка в парке. В первый день мы начали на рассвете, во второй – в полдень, в третий – на закате, в четвертый – в полночь. На восточной и западной сторонах стола сидели мы с Улаем на стульях с подлокотниками, Ватума и монах Нгаванг Соэпа Луйер на подушках на севере и юге стола. Стол в диаметре был 2,5 метра и был покрыт золотом. Нгаванга безмятежно сидел в позе лотоса, Ватума, напротив, сидел напряженно, скрестив под собой ноги, как высматривающий добычу охотник – я была уверена, если бы пробежал кролик, он бы вскочил и поймал его.

Эта работа была поистине первопроходцем в своем роде. Две эти культуры, тибетская и аборигенов, никогда ранее не встречались. Я думаю, мы помогли другим культурам открыться остальному миру. Сегодня мультикультурализм общераспространенное явление, тогда это было чем-то совершенно новым. Настолько, что в Голландии даже были разговоры об обоснованности трат публичных средств на такую странную нематериальную работу. Франк Луберс, один из кураторов Музея Фодор, чудесно на это ответил. «За деньги, на которые вы смогли бы купить машину только среднего класса, вы получили Роллс-Ройс», – сказал он.

Годы спустя случилась невероятная вещь. В середине 1980-х Брюс Чатвин проводил исследования в малонаселенной части Австралии для своей книги об австралийских аборигенах «Тропа песен», он записал рассказ одного аборигена, которого называл Джошуа. По описанию Чатвина, Джошуа был энергичным мужчиной средних лет, «сплошь ноги и лишь немного тела, с очень темной кожей и ковбойской шляпой на голове». Этот абориген описал (и напел) писателю несколько «Сновидений», или троп песен: одно из них описывало перенти, большую хищную ящерицу, живущую в той части Австралии; другие рассказывали об огне, ветре, траве, пауке, дикобразе. А еще была одна тропа, которую Джошуа называл «Большой полет один».

«Когда аборигены рассказывали тропы песен, они рисовали линии и круги на песке», писал Чатвин.

Линия представляет собой этап путешествия предка (обычно то, что они проходили за день). Каждый кружок означал остановку, источник или привал. Но эта история была запредельной.

Она началась с нескольких прямых расчищенных полос, утыкавшихся в квадратный лабиринт и, в конце концов, заканчивающихся серией виляний. Проходя по каждой секции, Джошуа рефреном повторял по-английски: «Хо! Хо! У них тут есть деньги!».

Я, должно быть, был в то утро совсем глуп, мне понадобилась вечность, чтобы понять, что это было Кантас Сновидение. Однажды Джошуа путешествовал в Лондон. Лабиринт был лондонским аэропортом: выход в аэропорт, санитарный контроль, миграционный контроль, таможня, а потом путешествие по городу на метро. А вихляния означали повороты такси по улицам Лондона на пути от метро к гостинице.

В Лондоне Джошуа посмотрел обычные достопримечательности – Тауэр, смену караула и т. д., но направлялся он на самом деле в Амстердам.

Идеограмма Амстердама была еще более трудной для понимания. Там был круг. Вокруг него были еще четыре маленьких кружка… В конце концов, меня осенило, что Джошуа принимал участие в каком-то круглом столе, в котором было еще трое участников. Это были, по часовой стрелке, «белый, Отец», «худой, красный», «черный, толстый».